— Срок?! Да за что?! — взвизгнул парень, вставая со стула, но Полина, подняв глаза от протокола, негромко велела:
— Сел на место. Быстро, я сказала. Истерики будешь папе закатывать. На вопрос отвечай.
— На какой?
— Кто неделю назад стрелял в дальнобойщиков на трассе?
— Это не я! Меня там в этот раз не было вообще… — И парень умолк, в испуге округлив глаза и приоткрыв рот.
— В этот раз не было, а в какой — был? — ровным тоном продолжала Полина, в душе радуясь, что опера не ошиблись и, похоже, извиняться перед невинными людьми ей не придется, а дело об убийствах на дорогах наконец-то сдвинется с мертвой точки. — Давай-давай, Даниил, рассказывай. Чем больше выложишь, тем меньше получишь. Тут так — кто первый рот открыл, тот и выиграл.
Парень вдруг уронил голову на стол и заплакал:
— Я… я не хотел… я не знаю ничего… батю спросите…
— И батю спрошу, но пока давай-ка с тобой разберемся. Тебе совершенно ни к чему строить из себя героя и играть в молчанку. Мы не на фронте, я не фашистка и ты не партизан. Смотри — вы убивали и грабили абсолютно мирных, ни в чем не виновных людей только ради наживы, ведь так? Вы забирали деньги, ценности, товары из фур. Какая цель была у вашего мероприятия? Деньги? Не многовато ли убитых ради вашей красивой жизни? — Она чуть наклонилась и дотронулась до волос рыдающего на столе парня. — Даня… ведь мама наверняка так тебя зовет?
— Она… умерла… семь лет назад… — прорыдал тот.
— Сочувствую. Но она хотя бы не узнает, в какого зверя вырос ее маленький мальчик.
— Если бы она была жива… я бы… я бы никогда…
— Так, все. На вот, вытри сопли, и будем разговаривать как два взрослых человека, — сказала Полина, протягивая парню упаковку носовых платков.
Тот неловко взял ее скованными руками, кое-как вынул платок и принялся вытирать лицо.
— Наручники мешают, — пробормотал он.
— Привыкай. Ты теперь будешь носить их часто — ты ведь особо опасен, да к тому же оказал сопротивление при задержании, а это только усугубит твою вину.
— Я ведь не убил никого… наверное…
— Наверное? — Полина снова подняла глаза от листка и посмотрела в заплаканное лицо парня.
— Ну, я не уверен… понимаете, там ведь… ну, когда стрельба начиналась… там же не разобрать, кто попал, кто нет… я вообще всегда с закрытыми глазами стрелял…
— Боялся, значит?
— Боялся, — шепотом признался он, облизывая губы. — И убить боялся, и батю боялся, что заметит и накажет…
— Суровый, выходит, батя у тебя?
— Да… мама от него ушла, когда я маленький был, мы в другом городе жили. А потом, когда… ну, когда мама… он приехал и меня забрал сюда. Чтобы не в детдом, понимаете?
«Наверное, это та ситуация, когда лучше бы в детдом», — вздохнула Каргополова про себя.
— Он тебя бил? — спросила она вслух, и Даниил вздрогнул:
— А то… с первого дня, как забрал… всегда говорил — это для твоего блага, чтоб ты человеком вырос…
«Что-то не так пошло… или понятие о человечности у твоего отца сильно разнится с общепринятыми», — снова вздохнула Полина.
— Ладно, Даня, давай продолжим. Когда ты лично впервые участвовал в нападении на фуру?
— Да я всего три раза…
— То есть в половине налетов участвовал, как я понимаю?
— Не знаю… меня только в последний раз не взяли, я ногу повредил немного, быстро бежать не мог, батя решил, что я им помешаю.
— Кто, кроме твоего отца, принимал участие в нападениях?
— Я фамилий не знаю, — сразу сказал Даниил. — Честное слово, не знаю, только клички — Меченый, Огонек и Царица. Меченый за главного был…
— Меченый — это тот, что со шрамом на виске? — спросила Полина, пытаясь утвердиться в версии о главенстве именно этого человека, которого смог описать выживший дальнобойщик.
— Да…
— А женщины?
— Что? — не понял парень.
— Кто те женщины, что с вами тут отдыхают?
— А… так это Царица и Кошка… Одна из них вроде не при делах… ну, в смысле — она только кому-то сбывала то, что мы с фур натаскать успевали, через магазины вроде потом реализовывали.
— А вторая?
— Так она Царица и есть… я не знаю, как их зовут, честное слово, — прижав обе руки к груди, проговорил Даниил, глядя на Полину широко распахнутыми, покрасневшими от слез глазами. — Они между собой даже по кличкам… Огонек кого-то раз Катей назвал… но я далеко был, не услышал точно, кого именно… Меня же батя с собой недавно стал брать… а за один стол с ними вообще садиться не разрешал, говорил, что не дорос еще… — Парень шмыгнул носом.
«Ну да — за один стол не дорос, а вот в людей стрелять вполне созрел», — отметила Полина, а вслух произнесла:
— Ну, допустим. А у тебя какая кличка была?
— Мелкий… — опустив голову, пробормотал Даниил. — А у бати — Чистильщик. Он всегда проверял, чтобы… ну, чтобы живых не осталось… А в последний раз, видно, не успел или еще что… Они вернулись, и Меченый так орал, так орал… мол, твой косяк, теперь менты на хвост сядут… ну, как в воду глядел… ой, извините…
Полина кивнула, быстро записывая сказанное парнем.
— Сколько лет твоему отцу? — спросила она, и Даниил недоуменно уставился на нее:
— Что?
— Сколько лет твоему отцу? — повторила Полина, специально задававшая вопросы, не имевшие никакой связи между собой — она видела, что они сбивают Даниила с толку, и тот не может сосредоточиться и выстроить хоть какую-то связную линию поведения, а именно этого в итоге она и добивалась. Запутавшись, он будет говорить правду, даже не желая того, потому что слаб и слишком неопытен.
— Ему сорок семь…
— А Меченому?
— Я не знаю… вроде лет тридцать или чуть больше… а что?
— Ничего, это я так, для себя.
«Это очень интересно. Взрослый мужик с явно непростым характером подчиняется парню, годящемуся в дети? Что здесь не так?» — подумала она, сделав пометку не в протоколе, а в своем блокноте, лежавшем рядом.
В это время на улице вдруг раздался выстрел, затем другой, Полина вскочила из-за стола, а в дверь тут же ввалился охранявший их боец, бросился к Даниилу и повалил на пол вниз лицом.
— Что случилось? — спросила Полина.
— Да задержанный… больно шустрый оказался, напал на Игоря, покатились по полу, он как-то сумел пистолет выдернуть у Игорехи, из домика выскочил, а тут майор… — пробурчал