Но сейчас ей необходимо было выбросить из головы все, что не касалось расследуемого дела, и сосредоточиться на мелочах, из которых нужно будет делать какие-то выводы. Потому что ничего, кроме этих самых мелочей, в деле дальнобойщиков не было. Шесть случаев нападения, одиннадцать трупов и один уцелевший, но в коме — и страшные истории, распространявшиеся в городе и окрестностях с космической скоростью. Но при этом совершенно никаких зацепок, никаких версий и подозреваемых, кроме лысого мужчины со шрамом на левом виске и молодой девушки. Даже словесного портрета составить не получилось.
Полина понимала, что дело вот-вот зависнет, а если убийства не закончатся, ей лично точно не поздоровится, начальник уже намекнул сегодня. Но собственные грядущие неприятности заботили ее мало, волновало то, что могут появиться новые убитые.
В здание комитета она буквально вбежала, заметив в холле чуть ссутуленную мужскую фигуру в коричневой мешковатой куртке — это Двигунов только что миновал турникет. На ходу показав дежурному удостоверение, Полина догнала оперативника:
— Вадим Григорьевич!
Он развернулся:
— Быстро вы. Я думал, придется ждать.
— Я была не очень далеко. У сына день рождения, выбирали место…
— Ну, извините, что оторвал.
— Да не в этом дело, — с досадой отмахнулась она, отмыкая кабинет. — Рассказывайте лучше, что случилось.
Двигунов уселся за стол, вынул блокнот, открыл и, проведя по сгибу кулаком, пробормотал:
— Было бы хорошо, если бы это оказалось то, что нам надо.
— То есть? — Полина успела снять пальто и убрать его в шкаф и теперь пыталась стянуть с шеи длинный шелковый шарф, зацепившийся сзади за застежку цепочки. — Черт…
— Давайте помогу. — Двигунов поднялся и, обойдя Полину, отцепил ткань шарфа.
— Спасибо. Так что вы имели в виду?
— Помните, ориентировки рассылали по всем придорожным кафе, базам отдыха и мини-отелям, которые расположены по трассе Хмелевск — Осинск?
Полина только скривилась — какие там ориентировки… «Бритый наголо широкоплечий мужчина, возраст 30–40 лет, на левом виске шрам». Очень призрачная надежда на то, что кто-то обратит внимание, да и надень подозреваемый шапку или бейсболку — и все.
— А вот лицо вы такое зря сделали, — заметил капитан. — С базы отдыха «Озеро Синее» позвонила администратор. Сегодня в два часа к ним на пять дней заселилась компания, в которой как раз и обнаружился мужчина со шрамом на виске. Я отправил туда Лисина, пусть покрутится денек-другой, пока мы соберемся и бумажки получим нужные.
— А если это совершенно не те, кто нам нужен?
— Я ведь сказал — Лисин там, он опер хороший, посмотрит-послушает. Последнее нападение было неделю назад, значит, они пока не планируют новую операцию, деньги есть. Скорее всего, заехали отдохнуть, расслабиться.
— Если это они, — упрямо давила Полина, понимая, чем обернется для нее обыск на базе отдыха в случае, если они с Двигуновым ошибутся и компания окажется просто обычными отдыхающими.
— Ждем звонка от Захара.
Захар Лисин перевелся в отдел Двигунова полгода назад откуда-то из Осинска, был неразговорчив, ни с кем близко не сходился, зато почти сразу показал себя хорошим профессионалом. Полине нравилось работать с ним, Захар умел подмечать такие мелочи, которые сразу не бросались в глаза, а на них иной раз строилось все дело.
— Хорошо, ждем, — вздохнула она. — Но что-то мне подсказывает…
— Ой, бросьте, Полина Дмитриевна, — отмахнулся Двигунов. — Почему вам всегда нужно сомневаться?
— Да потому, что в сомнениях истина и рождается, — пошутила Полина. — И потом — лучше всегда быть готовой к тому, что план не сработал, и иметь запасной.
— А я почти уверен, что ваш запасной план, которого, кстати, наверняка еще нет, не понадобится в этот раз.
— Хорошо бы… хорошо бы… — пробормотала Каргополова, не совсем согласная со словами оперативника.
Анфиса
Сколько себя помнила, Анфиса была старшей. Старшей сестрой, старостой класса, потом старостой сперва группы, а затем курса в институте. И это влекло за собой определенные обязательства, которые порой приносили больше проблем, чем пользы.
«Анфиса у нас гиперответственная, — любил пошутить отец. — Если ее попросить что-то сделать, она всегда сделает чуть больше, чем нужно».
На самом деле она просто стремилась сделать жизнь других людей удобнее — в меру своих сил.
Родители работали — папа преподавал психиатрию в медицинском институте, мама заведовала отделением в одной из психиатрических клиник, люди они были очень занятые, и все заботы о младшей сестре автоматически ложились на Анфису. Восьмилетняя разница в возрасте дочерей позволяла Тамаре Андреевне не беспокоиться о том, накормлена ли младшая, забрали ли ее из детского сада, а позже — из школы.
Анфиса успевала все — отлично учиться, участвовать во всех классных мероприятиях, присматривать за Олесей, содержать в чистоте большую квартиру и даже готовить ужины на всю семью. Кроме того, она очень любила читать, хотя на это хобби почти не оставалось времени. Но Анфиса выкручивалась — читала по ночам, зачастую жертвуя сном ради интересной истории.
Второй ее страстью было фигурное катание — не просмотр соревнований по телевизору, а возможность скользить по льду катка самостоятельно. Кататься она научилась лет в пять, сама, на хоккейной коробке за домом. Но даже в любительскую секцию ее не взяли — ростом и комплекцией Анфиса пошла в родню отца, где все женщины были крупные, видные, и в пять лет она запросто сходила за восьмилетку. На просмотре тренер только головой покачала и, отведя Тамару Андреевну в сторону, долго что-то объясняла, а Анфиса, внимательно следившая за выражением лица матери, четко поняла, что ее не возьмут.
— … да, она катается, а не стоит на коньках, как большинство, но вы ведь понимаете — генетика… ее не обманешь. Ваша девочка просто не пройдет по параметрам, ей никогда не выиграть даже любительского турнира с такими данными, — услышала Анфиса и, вместо того чтобы разрыдаться, что было бы нормально для ребенка ее возраста, подошла и взяла мать за руку:
— Пойдем, мама. Я уже не хочу быть фигуристкой.
Тамара Андреевна обескураженно последовала за дочерью к выходу и все ждала, когда же Анфиса заплачет. Но — нет. Уже в пять лет Анфиса Жихарева приучила себя не показывать эмоций никому, а уж публично размазывать по