Тапур не верит, что это уже — всё.
Не верит, что отныне она будет приходить к нему только во снах… Он закрывает глаза, стоит, слегка покачиваясь. А когда взглянул — на ложе уже был саркофаг из кипарисового дерева…
В саркофаге — Ольвия.
Словно живая, только бледная и будто чем-то удивленная. Тапур знает, почему она удивлена. Когда персидская стрела клюнула ее в грудь, она удивленно воскликнула: «За что?..» И так и ушла в тот мир с немым удивлением на бледном лице: за что?.. И сейчас на ее лице застыло то вечное удивление, и все же она кажется ему живой. В который раз он отгоняет мысль о ее смерти… Лежит Ольвия мягко и спокойно, словно задремала перед утром. На вид — немного уставшая, даже изможденная. Потому и прилегла отдохнуть…
Дыхнешь — на ней шевельнется легкое белое шелковое платье… Волнистые каштановые волосы перевязаны золотой лентой, на голове сияет диадема из золота и драгоценных камней. В ушах блестят золотые серьги, на руках — золотые браслеты. Словно на праздник нарядилась Ольвия.
«Она жива… жива… жива, — думает Тапур. — Вот сейчас она встанет, мы выйдем отсюда, вскочим на коней и помчимся в степь».
Но она не встает, и он тяжело вздыхает…
У левой руки Ольвии положили бронзовое зеркало с золотой ручкой и золотой гребень, на котором изображены сцены из скифской жизни, а также поставили лекиф с благовониями. Вдоль правой руки лежит меч в золотых ножнах. Так велел Тапур. Чтобы в знак ее доблести положили меч. А еще поставили в гробнице золотую чашу, в углу — ларец с одеждами, чтобы на том свете ей было в чем ходить. Золота для Ольвии он не жалел. Больше золота — легче будет жить ей на том свете.
Положили и вышли.
И остался Тапур один.
С нею вдвоем…
До сих пор Ольвия, хоть и мертвая, была рядом с ним, теперь же он прощается с нею навсегда… А сердце не верит и верить не хочет…
— Ольвия?! — внезапно восклицает Тапур, и голос в гробнице звучит глухо и тяжело.
— Ольвия? — громче повторил Тапур. — Отзовись мне в последний раз, ибо я должен идти. Отзовись, чтобы я унес в белый свет твой голос.
Дзинькнула бляшка на пурпурном покрывале.
Тапур бросился к саркофагу.
— Ольвия? — крикнул он возбужденно. — Ты подала мне знак. Знаю, что смерть онемила твои уста в этом мире. Слушай мои последние слова, пока я не затворил гробницу. Я тебя любил. И люблю. Но «любовь» — это не то слово. Я счастлив, что ты у меня была, будешь и есть. Что ты навсегда останешься в моем сердце. А потому мое сердце и не пусто. Оно наполнено тобой, как степь — солнцем, как даль — небом. Прощай, Ольвия. Спасибо тебе за то, что ты была.
И сделал два шага к выходу.
Но что-то будто остановило его, и он вздрогнул. И прислушался. И показалось ему, что снова тоненько звякнула золотая бляшка.
— Ольвия…
Он вернулся к саркофагу.
— Ольвия… — повторил он и почувствовал, как тупая боль полоснула по сердцу. — Ты не гневайся, что покидаю тебя. Как мне ни тяжело, но я должен идти. И я иду… — Однако он не шел, а стоял и все смотрел на нее, смотрел. — Вот еще немного посмотрю на тебя и уйду. И затворю двери. Они скорбно скрипнут, и потом всю жизнь будут скрипеть в моей душе. Я затворю двери, Ольвия, навеки. Их завалят камнями, чтобы никто не мог потревожить твоего вечного сна. А потом… Потом мои люди всю ночь будут жечь костры и петь прощальные песни. А утром к твоей гробнице потянутся повозки со скифской землей. Их будет много, много… И все они будут везти землю… На твою могилу. День будут возить землю, два, три, десять дней… Много-много дней будут они возить землю и ссыпать ее на твою обитель. И до тех пор будут ссыпать, пока не вырастет над тобой высочайшая могила. Такая высокая, что видна она будет всей Скифии… А еще потом… Что же будет потом?.. — Он задумался и долго молчал, понурив голову. — А потом будут века… Много-много веков проплывет над твоей могилой. И вырастет на ней ковыль или горькая полынь… Дожди будут шуметь над тобой, и грозы будут греметь, и солнце сиять… И может быть, когда-нибудь прилетит от твоего Гостинного моря белая чайка на твою могилу и напомнит тебе о твоем крае…
Прощай, Ольвия!
Только чаще приходи в мои сны. Я буду ждать тебя этой ночью, приходи в мой сон. Я так буду ждать тебя во сне… Живой приходи и радостной… Я так буду ждать тебя во сне. Так буду ждать…
Тапур повернулся и вышел, с пронзительным скрипом затворив за собой тяжелые дубовые двери Ольвииной могилы. Затворил навеки…