Однако и здесь радуемся успеху – приз за лучшую мужскую роль в Каннах, обширная благожелательная пресса за рубежом, и у нас обслуживающий фестивали персонал расстарался…
Схема Хелен
И вот наконец «Елена».
Здесь Ваниным духом и не пахнет. В отличие от первых двух в третьем фильме нашего фестивального любимчика уже никто из персонажей не вызывает сочувствия.
Вначале – роскошно снятый унылый осенний пейзаж, вылизанный интерьер евроапартаментов (замечательная работа оператора Михаила Кричмана). Но ничто не говорит о биографии героев, как будто прошлой жизни у них не было. Владимир (Андрей Смирнов) – богатый, но непонятно какой человек, Елена – тоже. Чем заполнен их внутренний мир? Ничем, кроме телевизора. Помнится, на ТВ был цикл передач о борцах с чиновным беспределом «Мы – не овощи!». Здесь «овощи» все. Сын героини – бледная копия Светлакова из телескетча «Нашей раши», но там хоть был смешной сатирический стёб. Внук – такой же, как персонаж того же юного Игоря Огурцова из сериала «Школа», но уже без какой-либо рефлексии – лишь обозначение современного тинейджера, бессмысленного и беспощадного…
Начинал проект британский продюсер Оливер Данги, который предложил Звягинцеву снять фильм на тему Апокалипсиса (не возрождения или воскресения – в европах о них давно не помышляют). И Звягинцев согласился. Олег Негин написал сценарий, который, как рассказывает в одном из интервью сам режиссёр, не удовлетворил британца: «Он прислал 20 страниц вопросов и комментариев <…> Был дотошен, как налоговая инспекция: происхождение денег Владимира? Кто такая Елена? Кем работает жена Серёжи? (В первом варианте героев звали английскими именами. – А.К.) Требовал бесконечных психоаналитических пояснений и упорно называл законченный сценарий синопсисом».
Оливер Данги абсолютно прав. Да, синопсис, схема. Множество вопросов к сценарию. Поначалу я думал, что Елена – просто служанка-сиделка, которая за деньги подвизалась жить с клиентом в прямом и переносном смысле. Потом удивило, что вот уже два года, как она его жена. Зачем он вступил в законный брак с безропотной, вполне довольной тем содержанием, которое есть, пожилой женщиной? Сугубый авторский произвол. Если бы Владимир (все герои на западный манер без отчеств) не совершил этой необъяснённой глупости, то она не могла бы претендовать на наследство, и трагедия бы не произошла. И фильма бы не было. Зачем он рассказывает жене о намерении написать завещание в пользу дочери? А если уж решил лишить жену наследства, то почему не дал ей в качестве отступного хотя бы то малое, о чём она просила, – денег на поступление внука в институт. Нет, пережив инфаркт, надо полагать, о многом передумав, он тупо повторяет нравоучительные банальности (надо работать, работать), а денег не даёт. Как можно после этого рассчитывать на её усердие хотя бы в качестве сиделки? Ханжа, скупердяй и, мягко говоря, дурак.
Откуда он взялся такой? Бывший генерал КГБ, вовремя продавший родину, или, может быть, один из тех, кто перепрофилировал наукоёмкие производства в мебельные склады? Или он инициировал приезд в Россию сотен тысяч мигрантов, которым можно платить втрое меньше, чем нашим рабочим? И заключил духовную жизнь народа в «ящик», в котором Малахов, футбол, пиво, жрачка и ржачка. Благодаря таким, как он, образование стало недоступным для большинства? Или он русский Стив Джобс? Кто он? Ну скажите! Никто. Никого и не жаль.
Сочувствуешь в фильме только дочери Владимира. Актриса Елена Лядова выбивается из ансамбля, рушит возведённую Звягинцевым полумёртвую конструкцию с намеренно бесцветной манерой игры всех исполнителей – она красит предложенный рисунок своей болью. Да, её героиня гедонистка-эгоистка, да, всех, начиная с себя, презирает, да, «гнилое семя». Но Лядова включает нас в драму осознания бессмысленности существования своей героини, она здесь единственная не мёртвая душа. И когда Елена грубо отодвигает её от наследства, не верится, что дочь всё так оставит, она должна «что-то выкинуть», и было бы другое развитие истории, но режиссёру достаточно той схемы, которая есть. Ему важно, чтобы прозвучали её слова «гнилое семя», отнесённые не только к их семье, но и ко всему народу. Стране. За что режиссёру, конечно, сугубое русское мерси.
Большая разница
Чуть вернёмся назад. Звягинцев отказался от сотрудничества с британским продюсером, и тогда появился Александр Роднянский [6], который предложил вернуть сценарий на язык родных осин. И вернули: «Текст диалогов Хелен, Ричарда и Дэна, как их звали изначально, и текст диалогов Елены, Владимира и Серёжи практически не изменился при переводе на русский. Какие-то незначительные обороты ушли, добавился сленг». Это поразительно: британскую историю перенесли в Россию, ничего по существу в ней не изменив, хотя народы, их менталитет, нравы, быт абсолютно разные. Их элита вырождается, наша – переселяется, к ним же. А вырождается у нас народ.
Но продюсеры не прогадали, навязав апокалипсические европейские проблемы нам. Но что хорошо для западного зрителя, для русского что? Разберёмся с разницей восприятия.
Семья сына Елены для европейцев во многом типичная – многодетные семьи (особенно из бывших колоний) паразитируют на государственной помощи, которая оказывается из тех налогов, что платят исконные Владимиры-Ричарды. Там действительно многие живут на пособия, не работают, не хотят социализироваться, пьют пиво и смотрят в ящик… Для нас же семья Сергея-Дэна – что-то уникальное. Рабочая окраина, мужик лет двадцать уже не работает, а только пьёт и ещё не спился?! И ещё способен к деторождению?! Издеваться над тем, что его жена ждёт третьего ребёнка странно – молодец, борется с демографическим кризисом. Вообще крайне огорчает бездушный глумливо-поверхностный взгляд режиссёра на «бедных людей» в стране, где миллионы после закрытия градообразующих предприятий на самом деле не могут найти достойную работу, люмпенизируются и гибнут.
Родина, мать…
Звягинцев во многих интервью, говоря об образе Елены, упоминает словосочетание: Родина-мать. Настаивает на нём.
Родина-мать…
Сразу вспоминаешь монумент на Мамаевом кургане, в кино – роли Валентины Телегиной, Нины Сазоновой, Любови Соколовой и замечательных мам из фильмов Тарковского и Михалкова… Внешне Надежда Маркина идеально соответствует каноническому образу русской матери – женщины героической, простой и мудрой, самоотверженной и терпеливой, готовой отдать жизнь за своих детей.
Зачем Звягинцев искал именно такую? Чтобы краеугольный для России архетип развенчать? Предал наш фестивальный любимчик и родину, и мать. Предал опошлению. Стал бы в английском варианте режиссёр искать актрису – визуальный символ нации, внешне похожую, скажем, на английскую королеву? Или в итальянском – на Анну Маньяни, а в грузинском – Верико Анджапаридзе? Убили бы.
Елена у Звягинцева отвратно примитивна. Сворачивает скулы от