Умницей быть не хотят – с такой силой кусают ее пальцы, что она от неожиданности орет, буквально чувствуя, как чужие зубы вгрызаются в мясо до самой кости. Что ж, сама виновата. Марго бьет незнакомца по лбу, и тот разжимает зубы, начиная плеваться кровью.
– Да я тебя сейчас сожру на хуй, ты, блять, говна кусище! – орет Лив, с ноги пиная дверь, которую Марго, конечно же, даже не закрыла за собой до конца.
– Успокойся! – паникует Мика, хватая ее под руки.
– Пусти меня! – брыкается та. – Сначала меня чуть не придушил, а теперь!..
– Все в порядке, – спокойно обрывает ее Марго. Не обрывает даже – отрезает махом. Она не хочет ничего слушать.
Раздается чужой смех, который заставляет всех троих замереть. Марго смотрит на парня, который блестит ее собственной кровью на губах, и содрогается. Он ненормальный. Реально пизданутый.
– Если думаешь, что мне не плевать на всех, то ты глубоко ошибаешься, – шепчут ей, а Марго не выдерживает. Не напора, не напряжения, не своей же досады – взгляда этого. Черного и проклятого словно. Люди так не смотрят – и пусть эти люди по другую сторону баррикад.
Она прижимает чужое тело к кровати, сдавливая сонную артерию так сильно, что скорее шею сломает, чем нужное сделает. Но все-таки делает – парень закатывает глаза и отрубается.
– Снимите с него наручники, – просит она, отходя чуть назад.
– С ума сошла? – Мика немного пугается. – Да он тут всю комнату переломает, а следом и себя, а ведь нам надо, чтобы…
– Не переломает. – Марго скалится с такой злобой, что пугается даже Лив. – Потому что ему не плевать. Вот ведь идиот, скажите, а?
Мика молча отстегивает наручники и останавливается рядом с ними в нерешительности. Мнет железки в руках, а затем отворачивается, молча покидая помещение. А Марго все еще стоит над чужим бессознательным телом, пытаясь продумать дальнейшие действия.
Пять лет. Ровно пять лет почти прошло, как все это началось. Что осталось? Ничего. Для всех – ничего. Для Марго – только началось. В ее жизни пустота только тупая и то, в чем тонула планета последние пять лет. Возможно, это ее наказание, плата за грехи, ебучая карма – да что угодно. Она не узнает ведь. Не сможет уже.
– Марго, – беспокойно зовет Лив, – пойдем, пожалуйста.
– Следите за ним, – бросает она прежде, чем выйти в коридор, – и зовите сразу, как очнется.
Пять лет. Она хотела бы знать, как все было раньше. Макс как-то говорил, что были кинотеатры, университеты, дружеские сборища в баре по выходным. «По пятницам так вообще были питницы!» – смеялся тот, с охотой рассказывая. Марго только прикрывала глаза, улыбаясь через силу. Марго бы тоже хотела знать, а как это – ходить с друзьями по клубам в свободные вечера и просто расслабляться, не думая о будущем.
Может, она и знала. Может, правда знала. Но кто-то плюнул ей в подкорку ядом, заставив распроститься со всем, что когда-то было ею. Марго уже нет давно – она жива лишь последние пять лет, которые… что? Кровь, пыль, смерть. Которые красное, темное, красное. Марго помнит лишь это.
– Это просто блок в голове, – уверяет ее Макс, смеясь так добродушно и открыто, что у нее щемит под ребрами. – Ты отпусти.
– Отпусти что? – голос Марго всегда дрожит, когда она спрашивает это.
– Отпусти мир, – шепчет Макс доверительно, светя своими полоумными глазами, – его нет уже.
– А что есть?
– Хуйня, – честно отвечают ей, начищая дуло снайперской винтовки. – Хуйня есть. Но к ней тоже можно привыкнуть, если не цепляться за то, чего уже нет.
То, чего нет. Нет мира, что был пять лет назад. Нет самой Марго. И ведь она бы отпустила, если хотя бы помнила – ту себя, что была и жила до того момента, как разразилась эта катастрофа.
Марго ничего не помнит.
2
– Что ж, ты в полном порядке, только давление пониженное. – Джеймс отстегивает с ее руки манжет тонометра.
– Спасибо, доктор, – язвит Марго в ответ, потирая плечо.
– Когда ты в последний раз спала нормально? – На нее мрачно смотрят.
– Сейчас как-то не до этого, ты и сам знаешь. – Она поднимается на ноги и, бросив последний взгляд в сторону стола, направляется к выходу из кабинета.
Джеймс как обычно: забыв о своем собственном состоянии, переживает за других. Одного взгляда на синяки под его глазами хватит, чтобы сделать вывод о том, что сам он уже дня три толком не спал. И кто идиот после этого? Марго невольно чешет перевязанные пальцы левой руки, быстро шагая вперед по коридору. Наверное, и правда стоит поспать как следует – не ради себя, так хоть ради Джеймса, у которого меньше головной боли будет. А это примерно минус половина.
Лив сидит на стуле перед запертой дверью, сложив руки на груди и низко склонив голову; рыжие волосы закрывают ее лицо. Спит, что ли?
– Ну что? – спрашивает Марго, останавливаясь возле нее.
Та поднимает скучающий взгляд, вытягивая ноги вперед.
– Ничего. Так и валяется в отрубе. Слушай, отпусти пожрать по-братски, я уже устала тут сидеть, – просит она, отчаянно зевая.
– Иди, – соглашается Марго. – И заодно попроси Макса спуститься сюда.
Когда Лив уходит, она подходит к двери и заглядывает в окошко – парень и правда до сих пор без движения лежит на кровати. Кажется, даже позы не менял со вчерашнего вечера. Марго издалека разглядывает чужое лицо и в который раз думает о том, что пленнику от силы лет двадцать. Да, на их базе тоже есть подростки, но всем, кто так или иначе покидает ее пределы, уже давно исполнилось двадцать пять. Может, Марго и ожесточилась внутри за последние пять лет, но не настолько, чтобы тащить за ворота тех, кто еще жизни не видел.
Жизни не видел. Спорное выражение, конечно. Если думать глубже, детей сейчас в мире уже не осталось – не после того, через что им пришлось пройти и что увидеть. Тут сложно остаться ребенком – взрослеешь за считаные дни. Марго тоже повзрослела, хоть ей и было уже двадцать два на момент катастрофы.
По миру много версий ходило о точных причинах трагедии, но одно было известно наверняка: все вышло из-под контроля еще в тот момент, когда однажды кто-то там решил сыграть в Бога. Марго даже не знает, кем был этот человек и есть ли он до сих пор. Может, давно стал жертвой своих же разработок. А может, все еще пытается закончить начатое. Пожалуй, на правду больше похоже второе, ибо как-то два фронта