Откуда это тупое чувство? Будто она что-то сделала совершенно не так, но никак не может понять, что именно. Сейчас бы напиться, как Нейту накануне, и хотя бы на несколько часов забыть обо всех заботах. Вообще обо всем. Как же, блять, задолбала эта жизнь, которая катится по одному и тому же кругу стройным покореженным паровозиком.
Со стороны двери слышится сдавленное ойканье, и Марго рывком запрокидывает голову. Мэг, тоже запнувшаяся о балку, стоит перед ней и светит в темноте крошечным угольком подожженной сигареты, спрятав свободную руку в передний карман кофты. Отводит взгляд, не особо порадовавшись тому, что ее истеричное одиночество вот так нарушили.
– А ты чего тут?
– Просто. Подышать воздухом пришла. – Марго выпрямляется на стуле и вытягивает ноги.
Мэг, кажется, пожимает плечами на ее слова; обходит кругом и запрыгивает на невысокий парапет, садится. Марго остается только диву даваться, как та в темноте умудряется не полететь спиной вниз. Координация у метких стрелков на другом уровне.
Ей предлагают сигарету, а она просто не может отказаться. Может, не так уж и плохо, что ее одиночество нарушили.
Сначала Марго по привычке ждет, что Мэг начнет что-нибудь спрашивать, как это обычно делает Лив – та, кажется, терпеть не может неловкое молчание, – но девушка молчит и просто курит, смотря куда угодно, но никак не на Марго. На горизонт больше, который темный, чернющий такой. И за ним – ничего.
– Ты тоже считаешь, что я к Дину странно отношусь? – В принципе, ее за язык никто не тянул, но он потянулся как-то сам, видимо, слишком хорошо срезонировав с той несуразной кашей из мыслей в голове.
– Че? – Мэг затягивается, и огонек тлеющей сигареты на секунду становится ярче, что позволяет Марго увидеть ее озадаченное лицо.
– Твой брат… – Она пытается вдарить по задней, да некуда уже. – Он сказал, что я к нему странно отношусь. Не могу понять, что это значит.
– Да Алек просто любит спиздануть что-нибудь раньше, чем подумать об этом. – Мэг жмет плечами. – Забей.
– То есть ты так не считаешь? – Марго переводит взгляд на свою сигарету.
– Ну, – Мэг стряхивает пепел, – если сказать честно, то хоть я и знаю тебя дольше, но вы оба какие-то… Хм.
– Какие?
– Долбанутые.
Марго даже крыть нечем, ведь так и есть. Но Дина долбанутым она все равно считает больше. Потому что как объяснить то, что он не был против той херни, которую Марго чуть не вытворила сегодня. Более того – чуть ли не принял активное участие. Она так сильно сжимает зубами сигаретный фильтр, что едва не раскусывает его напополам.
– Уже слышала, что у нас почти не осталось боеприпасов? – резко переводит тему Марго.
Мэг щелчком пальцев отправляет бычок в полет и задирает одну ногу, ставя ее на парапет так, что колено почти касается ее подбородка. Едва слышно цокает языком.
– Слышала. И именно поэтому считаю, что этот пацан нам может ну очень пригодиться.
– Ты про Дина?
– А у нас еще кто-то может ногами железные двери вышибать и разбрасывать в разные стороны зараженных?
– Но он же не живое оружие. – Марго дерганым движением тушит сигарету о бетонный пол крыши, чувствуя, как напрягаются ее мышцы.
Живое оружие. Именно это и пытались сделать из Дина, когда проводили над ним десятки экспериментов.
– Он умеет защищать. – Мэг намеренно игнорирует сказанное ею. – Нам это на руку.
Марго внимательно смотрит на нее. Они все умеют защищать: себя, свои идеалы, других. Неважно, за что каждый из них готов умереть, важнее то, что под пули они действительно кинутся – до тех пор, пока есть за что и для чего. И ведь пока что есть. Пока?
Мэг расценивает ее взгляд по-своему и продолжает:
– Тебе кто-нибудь сказал вообще, что ты живая только потому, что он тебя прикрыл?
Она щурится, хотя нужды нет. Внутри опять надувается огромный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Марго знала. Она помнила, что, если бы Дин тогда в городе не закрывал ее собой снова и снова, ее бы уже не было в живых. Ей не надо говорить, она и так все знает. Знает, но все равно слышит, как что-то трескается.
– Когда ты сознание потеряла, он первый, кто рядом оказался. – Мэг встряхивает сигаретную пачку, проверяя, сколько еще внутри осталось, и достает еще одну сигарету. – И больше он никому не давал подойти к тебе.
Марго прерывает свой вздох на середине. А вот этого ей не говорили.
Дин – уродский негодяй. Он умеет до ужаса противно улыбаться, но сейчас ему хочется сказать спасибо. Потому что Марго не хотела бы умереть так глупо и так и не узнать, кем она была в прошлом и чем дорожила. Почему для нее чужие фото кажутся дороже тех, которых у нее никогда не было. Для чего она каждый раз пересматривает рисунки в блокноте. И что значат эти сны, которые давят, давят так сильно, и задыхаешься ты уже словно не в своей голове, а наяву. Давишься водой, которая заполняет твои легкие.
Лив говорила, что хорошо, что она не помнит ничего, так жить проще. А Марго не хочет проще. У нее чувство такое, что она сдохла точно в тот момент, когда потеряла память. Она жить снова хочет. И вспомнить те вещи, что когда-то были для нее вместо воздуха.
Они правда долбанутые оба. Мэг молчит много, но, когда раскрывает рот, говорит только по делу.
В свою комнату Марго идет с таким воинственным видом, что самое время взглядом стекла вышибать. Да, произошла некоторая херня сегодня, но это не повод вести себя по-детски и прятаться на крыше, где тебя все равно найдут. Да, было что-то странное и не к месту, но какая разница, если это не несет смысла сверх того, что в этом было заложено изначально. Ведь не несет.
В комнате темно. Макс спит, раскинув руки; половина одеяла сползла на пол. Она стоит какое-то время, не решаясь повернуть голову в сторону – туда, где ее койка и Дина, – а потом подходит ближе. Поправляет чужое одеяло; Макс мгновенно просовывает его между ног и обнимает руками, втягивая во сне в себя сопли, да так громко, что Марго едва не подпрыгивает.
К