— Столько туш пропадёт, — проворчал Кабан, перекидывая ещё одну в кузов так, что металл скрипнул. — Всё бы продать — и был бы толк.
— Если завалим восьмой ранг, — отрезал Макс, — толку будет в разы больше. За такого платят сотни тысяч. И любой купит части, даже не торгуясь.
Кабан только фыркнул, но взял ещё два мертвяка, прижал к бокам и понёс. Один из них зацепился лапой за землю, сорвав комья дерна, и оставил глубокую борозду в мягком грунте. Змей следом ухватил тушу с растрёпанным хребтом, поднял на уровень груди и швырнул в кусты меж двух елей, где она благополучна застряла, покачиваясь, словно зловещий фонарь.
Всё происходило быстро и слаженно. Под ногами хрустели ветки и гравийная крошка, в воздухе висел тяжёлый запах крови и мокрой шерсти. Я уже садился в машину, чувствуя, как в голове выстраивается схема: какие струны Эха Максима нужно ослабить, какие узлы перестроить, чтобы он светился так, что чудовище бросит пир и пойдёт за нами.
Вадим юркнул за руль, привычно пробежался взглядом по панели и щёлкнул тумблерами. Двигатель загудел ровно и мощно, отдаваясь в сиденьях лёгкой вибрацией. Я забрался внутрь следом за Максимом Романовичем, а Кабан со Змеем разместились в кузове, между скользкими тушами, готовые каждые двести–триста метров скидывать их за борт.
Мелкий держал руль так, будто родился за ним. песчано-щебянная , плотная дорога уходила вперёд ровной лентой, позволяя держать ход под сотню. Машину слегка трясло, но это не мешало — подвеска принимала на себя большую часть ударов, и молодой дружинник, чуть играя корпусом, сглаживал каждое неровное место. Даже в поворотах он не сбрасывал скорость сильнее, чем нужно, заходил в виражи мягко, но уверенно, будто проверял нас на прочность.
В кузове шла своя работа. Кабан и Змей действовали так, словно слаживались годами — без слов, на одних жестах. Каждые несколько секунд за борт летела туша. Сначала одна туша монстра, та что покрупнее, распластанная в воздухе, упала с глухим ударом, оставив на щебне рваный кровавый след. Затем второй труп твари, тяжёлый, с поломанными костями, прокатился по обочине и замер в кустах, расплескав вокруг густую чёрную жижу. Кабан, кряхтя, ухватил сразу двух средних тварей, прижал их, как мешки с зерном, и, развернувшись, швырнул в сторону дороги, так что песок с щебенкой поднялся тучей. Змей действовал точнее — бросал дальше, под углом, но так, чтобы запах тянулся вдоль нашего пути.
Запах крови, мяса и разложения мгновенно наполнял воздух. Он вонзался в нос и, казалось, лип к коже. Песок за машиной впитывал густые капли, оставляя за нами цепочку тёмных меток — дорожку, по которой чудовище должно было выйти на след.
Я сидел рядом с Максимом Романовичем, но смотрел не на дорогу. Моё внимание было приковано к его Эхо. В моём восприятии оно выглядело как сложная, почти живая конструкция — переплетение ярких жил, тонких, как волосок, и мощных стержней, уходящих вглубь. Сейчас они были спокойны, мягко светились, лишь изредка подрагивая, словно реагируя на вибрацию дороги.
— Максим Романович, — тихо произнёс я, чуть подавшись вперёд, — я усилю свечение твоего Эхо, будешь светиться и не тратить силы.
Он кивнул, даже не повернув головы, полностью доверяя.
Я поднял руку, кончиками пальцев касаясь его плеча. Мгновенно ощутил тёплое, плотное течение силы, уходящее вглубь. Основная струна — яркая и тугая — шла от груди к позвоночнику. В бою она вибрировала бы, как натянутая тетива, заливая тело энергией, но сейчас была почти приглушена. Осторожно, словно настраивая музыкальный инструмент, я потянул её, меняя угол натяжения. Струна дрогнула, и по соседним каналам побежал отклик — лёгкие вспышки, как отблески далёких костров.
Я перенаправил поток так, чтобы энергия не шла в мышцы, не сжигала силы, а замыкалась на поверхностные каналы. Там, где обычно рождалась боевая аура, я оставил пустоту, но усилил фон — ровный, плотный, устойчивый. Это был маяк, яркий, но не прожорливый. Свет, который чудовище должно было заметить, даже если бы между нами было несколько километров.
Максим Романович глубоко вдохнул, и в тот же момент свечение вокруг него стало гуще, плотнее. В моём восприятии он превратился в пылающий столб света, вокруг которого клубились золотистые и алые нити.
Снаружи глухо бухнуло — очередная туша ударилась о песок. Я едва успел заметить, как Змей, перекатившись по кузову, бросил монстра прямо на повороте, и тот, перевернувшись, рухнул в колею. Кабан, стоя над грудами мёртвых тел, швырял их без пауз, и дорожка позади нас становилась всё плотнее.
И тогда я почувствовал это. Где-то далеко, в глубине леса, в том месте, где ещё недавно была только мёртвая тишина, родилось тяжёлое, вязкое движение. Узел силы поднялся, сдвинулся и пошёл. Он сорвался с места, рванул в сторону дороги. Не на запах крови — на свет. На маяк, который я только что зажёг.
— Сработало, — сказал я, и голос мой прозвучал тише, чем хотелось. — Уже на следе. Идет за нами.
Сначала его присутствие чувствовалось только в глухом грохоте за спиной. Ритм шагов разрывал ровный шум двигателя, пробирая до костей. Каждое сотрясение земли отзывалось в подвеске лёгкой дрожью.
— Господин… — Максим Романович бросил взгляд в зеркало и усмехнулся уголком рта. — Ошибся. Быстрее, чем я думал.
Я обернулся. Сквозь пыль и силуэты деревьев проступила тень, а через миг — массивная фигура. Четыре с лишним метра в холке, широкая грудь, лапы с длинными, изогнутыми когтями. Тело закрыто тёмными, с синеватым отливом пластинами, что шевелились при каждом движении, скрежетали, как старая броня.
Голова напоминала хищную кошку, но с нарушенными пропорциями: широкие челюсти, зубы-осколки, слишком вытянутая морда. Глаза — абсолютно чёрные, и в этой черноте горел тусклый, тревожный огонь.
Даже на расстоянии трёх сотен метров в нос ударил густой запах гнили и крови. Воздух вокруг него был тяжелее, словно он тащил с собой кусок мёртвого мира.
— Панцирная морока, — хрипло сказал Василек, глядя в зеркало. — Очень крупная. Обычно они не вырастают до такого размера… живыми. В основном их убивают ещё в мелком состоянии, до четвёртого, максимум пятого ранга. Эти твари питаются падалью, и ничего хорошего от них в зоне нет. Растут быстро, но и выдают себя с головой — вонь стоит такая, что её за километр чуешь. Мертвечиной тянет, пока