Он уже не помнил, когда в последний раз по‑настоящему спал. Организм давно перестроился: час-полтора без сновидений — и хватит. Остальное время занимают дела. Зал заседаний, карта рубежей, стол с папками. Вьюга имперской рутины не затихает ни зимой, ни летом.
Кабинет встречал холодным светом — высокие окна резали предутреннее небо на ровные полосы. На подоконнике — чайник, который он никогда не просил, но который каждое утро оказывался здесь сам собой. Император поднёс чашку, вдохнул пар и поставил обратно. Горечь — не для этого часа. Сейчас нужна ясность.
Он прошёлся по кабинету медленно, не торопясь. Старые доски пола тихо отзывались на шаги; где-то глубоко, в кладке, тянулись невидимые нити охранных плетений — их тонкий гул он различал так же легко, как дыхание рядом. Дворец был живым, доверенным организмом. И он — его нервной системой.
На столе ждали три стопки. Он на миг задержал взгляд на каждой из них и протянул руку к первой.
Южные провинции Империи всегда были полем особой игры. Здесь, ближе к торговым путям и морским портам, деньги текли быстро, а вместе с ними текли и амбиции. Местные аристократы сохраняли верность трону, но верность эта часто шла рука об руку с жадностью. Корабли с пряностями, металлом, артефактами и вином приходили в порты каждый день, и каждая бочка, каждый ящик могли стать началом маленькой войны между кланами.
Император знал, что в южных землях иногда заключают сделки, о которых предпочитают не докладывать в столицу. Тайная канцелярия регулярно приносила ему аккуратно запечатанные досье — «мини-измены», как он их про себя называл. Не заговоры и не измена в полном смысле, но шаги в сторону, за черту дозволенного. Кто-то прятал налоги, кто-то переправлял редкие артефакты на чёрный рынок, кто-то слишком тесно общался с купцами из соседних держав. Формально всё это можно было раздавить одним приказом, но он выбирал моменты, когда стоило ударить, а когда — позволить жадности увести их в сторону от более опасных мыслей.
Северные территории внутри Империи были другой историей. Здесь власть Императора признавали так же бесспорно, но расстояния и суровый климат делали каждое распоряжение долгим в пути. Местные военные командиры и старшие роды привыкли действовать самостоятельно, полагаясь на свои силы. Не бунтовали, но иногда трактовали приказы так, как выгоднее им. Где-то создавали дополнительные сборы «для укрепления рубежей», где-то задерживали поставки в центр, объясняя это погодой или всплесками Эхо.
Император не питал иллюзий: и на юге, и на севере его слово оставалось законом, но сама жизнь на окраинах подталкивала людей к тому, чтобы искать лазейки. И он знал о каждой из них. Не потому, что хотел всё контролировать до мелочей — а потому, что позволял себе решать, что лучше: закрыть глаза сегодня, чтобы ударить завтра, или пресечь немедленно, чтобы не дать плесени пустить корни.
Внутренние сводки. Дворянские ссоры, пересуды, множество линий «чести» и ни одной правовой опоры. Два графства не поделили охотничий лес; третий уже приготовил «арбитраж» — в виде батальона дружины, который «случайно» стоит рядом. Он затёр карандашом три фамилии, черкнул цифру — процент выкупной ренты, — и передвинул папку в правую стопку: к исполнению.
Заметка академии. Число абитуриентов по пути магии снова просело. Как всегда: просадка в провинции, рост в столице. «Эхо не любит деревню», — так любят говорить те, кто никогда не видел, как в деревне рождаются сильнейшие. Но академия жила цифрами, а цифры редко дышат здравым смыслом.
И — статистический лист: уникальные маги. Три новых за квартал. Один — иллюзионист с феноменальной точностью, второй — транслокатор с ограничением на массу, третий… третий всё ещё «потенциал», без шансов на быстрый рост. «Уникальные» — слово, от которого аристократы начинают говорить шёпотом, а рынки — вскакивают и бегут. Он держал на них глаз. На всех.
Он подвинул первый блок в сторону и взял второй.
Империя стояла в центре мира не только на карте, но и в политике. Любое движение в соседних сверхдержавах отдавало эхом в её залах. На западе — СВЕТ, Союз Великих Европейских Территорий, богатый, изысканный, но жадный до власти. Они торговали, спорили, плели интриги так же легко, как дышали. Церковь у них была сильная и влиятельная, а амбиции распространялись далеко за пределы собственных границ. Император держал с ними тонкую игру: открытые порты и закрытые двери, торговые соглашения и тайные контрмеры против их шпионов.
На севере — старый, но всё ещё горячий король. С ним приходилось балансировать, чтобы не превратить сухопутную границу в линию фронта. Их дружба была как лёд под солнцем: внешне прочная, но достаточно одного неверного шага, чтобы трещины пошли по всей поверхности.
На востоке лежало Царство Вознесения — колосс, чей император любил играть в вечность и считал время своим союзником. Их маготехника поражала воображение, но за каждым артефактом скрывалась политика, а за каждой сделкой — невидимый крючок.
И, наконец, острова Ямато — скрытные, как море в штиль. Торговали выборочно, заключали союзы на века, но в любой момент могли исчезнуть в собственных водах, оставив партнёров в одиночестве.
Император знал: внешняя политика — это шахматы без конца. Ни одна фигура не покидает доску навсегда, и даже пешка, исчезнувшая с края, может вернуться ферзём.
За пределами границ Империи жизнь шла своим чередом — шумной, но предсказуемой. Почти всегда.
СВЕТ, как обычно, пытался играть в длинную партию. Их торговые дома и церковные ордена время от времени отправляли в дальние города Империи тихих людей с правильными лицами и безупречными легендами. Задача у них всегда была одна и та же: выследить и вывести за границу уникальных магов, способных переломить баланс в любой будущей войне.
Император не раз усмехался, читая сводки о проваленных миссиях. Уникальных магов в Империи было достаточно, и их потеря не обрушила бы державу. Но дело было не в том, чтобы не стать слабее, — а в том, чтобы СВЕТ не стал сильнее. Каждый такой маг, уведённый за границу, был не просто потерей, а подарком сопернику. И именно поэтому имперская сеть контрразведки работала без устали: каждый шпион, каждый посредник, каждый купец с лишними вопросами о местных школах попадал под незаметный контроль. Не для того, чтобы закатать в камень,