— Фу! — вдруг отбежал в сторонку парнишка. — Тут мочой разит. Пошли отсюда.
— Бе-е… — отозвалась Крис и последовала за ним. — И почему только мужики это делают?
— Что делают? Ссут?
— Все ссут, умник, — парировала девушка, с трудом переводя дыхание. — Они отливают там, где это мешает другим людям, вот что я имела в виду. Вот женщины писают в кустиках. А если мужикам не нравятся кусты, пускай делают это в воде.
— Где-где? Ну, ты скажешь!
— А где же, по-твоему, мочатся рыбы? А так волны станут уносить мочу, и не появится этого мерзотного запаха. Ничто и никогда не испортит наш рассвет.
— Рыбы мочатся? — недоверчиво переспросил Карл.
— А разве нет?
Держась за руки, они пошли к полосе прибоя, но на полпути парень, дурачась, плюхнулся на песок, увлекая за собой подругу. Крис от неожиданности взвизгнула, а потом, шлепнувшись на попу, залилась смехом.
— Давай посидим здесь, — предложил Карл. — Шоу начинается. Надеюсь, нам не подсунут какой-нибудь отстой!
Небо на востоке уже разгоралось. Всё так же держась за руки, парочка, затаив дыхание, наблюдала, как темно-синее вдали и жемчужное подле луны небо, занимаясь пламенем, постепенно окрашивается в различные тона пурпурного и оранжевого. Линия горизонта четко обозначала место встречи океана и неба.
— Здорово! — заявил Карл. — Ни тебе облаков, ни дымки. — Он быстро чмокнул девушку в губы и затем вновь уставился на естественное световое шоу.
— Я думаю, что ты — псих!
— Вот как? И почему же?
— Любой другой вытащил бы меня из дому посреди ночи, чтобы перепихнуться. А ты на рассвет любоваться позвал. Я начинаю тебя всерьез опасаться!
Улыбка Карла растянулась до ушей, и он, приобняв Крис, принялся ее щекотать. Минуты не прошло, а девушка взмолилась о пощаде, с трудом выговаривая слова между судорожными глотками воздуха и приступами неудержимого смеха:
— Хватит! Хватит уже! Я задыхаюсь!
— Знаешь, я не прочь и потрахаться, — весело сообщил Карл.
— Не-а, уже светлеет. Вдруг нас кто-нибудь увидит, — нерешительно возразила Крис. — Вдруг кто-нибудь придет.
Карл пожал плечами, снова взял подружку за руку и, рассеянно перебирая ей пальцы, снова обратил все свое внимание на рассвет. Пламя охватило уже почти половину неба, неумолимо вытесняя сияние луны и почти полностью погасив ее отраженный свет на безмятежных волнах умиротворенного океана.
Парень взглянул на часы на телефоне.
— Осталось несколько минут, — возвестил он торжественно, будто предсказывая некое редкостное и знаменательное явление. Затем принялся деловито фотографировать небо, а потом внезапно направил смартфон на Крис и сделал снимок.
— О, нет! — немедленно отреагировала та. — А ну-ка, дай мне его немедленно! — Она отобрала у приятеля мобильник и критически изучила получившийся портрет: молоденькая девушка с взъерошенными, отливающими золотом каштановыми волосами; личико напряженное, длинная челка частично прикрывает нахмуренный лоб. Талант фотографа отразил и то, что модель предпочла бы скрыть: самозабвенно обгрызенный ноготь на указательном пальце и грязный, махрящийся манжет рукава толстовки.
— Ужасно! — констатировала Крис и ткнула иконку «удалить изображение».
— Нет! — жалобно пискнул Карл, выхватывая у нее телефон. — Мне нравится!
— Да что тут может нравиться! Погоди минуту. — Девушка улыбнулась и, быстренько поправив волосы длинными тонкими пальцами, кокетливо сообщила: — Вот теперь я готова позировать.
Карл сделал несколько снимков. На фоне огненного неба, розоватого песка и бирюзовой воды его подружка выглядела просто потрясающе. И спонтанная фотосессия продолжилась. Постепенно Крис тоже вошла во вкус — принялась улыбаться, а потом и гримасничать, дергаясь под воображаемый музон.
Из-за моря выскользнул первый луч солнца, и в тот же миг Крис заорала. Ее душераздирающий вопль разом поднял Карла на ноги. Парень бросился к подружке.
Крис молча указала дрожащей рукой на спасательную вышку. Под ней, между деревянными опорами, застыло обнаженное тело молодой женщины. Несомненно, мертвой. Она стояла на коленях, словно взывая к восходящему солнцу. Руки ее были сцеплены перед грудью в очевидном жесте безмолвной мольбы.
Затаив дыхание, парочка осторожно двинулась к трупу — ужасно интересно и очень страшно. С каждым шагом свет нового утра становился все ярче и раскрывал все больше деталей. Спину покойницы, сплошь покрытую синяками и мелкими порезами, пятнала запекшаяся кровь. Голубые глаза ее были широко раскрыты, прямо как у живой, к длинным темным ресницам пристало несколько песчинок. Песок, облепивший прекрасное неподвижное лицо уродливыми пятнами, искрился в лучах солнца. Губы мертвой девушки были чуть приоткрыты, словно та пыталась вздохнуть в последний раз. Длинные белокурые волосы, влажные от мелких брызг, делали почти незаметным глубокий порез на шее.
Кровь из раны не сочилась — сердце несчастной, похоже, давно перестало биться. Но ее мертвое тело держалось в молитвенной позе прямо и устойчиво, колени твердо стояли на песке, испещренном отпечатками ног Карла и Крис, а глаза, казалось, не отрывались от прекрасного зрелища рассвета. Зрелища, ради которого юные влюбленные и прокрались на пляж.
3. Место преступления
Детектив Гэри Мичовски открыл дверцу полицейского «Краун Вик» с эмблемой округа Палм-Бич и тихонько матюгнулся. Закусил губу и напряг измученные мышцы, предчувствуя острую боль, которая как пить дать прострелит ему спину, едва он ступит на землю и примется выбираться из салона. Если бы его сочли достойным одного из тех новеньких фордовских кроссоверов, что выделили полиции по всему штату, может, тогда вылезать из автомобиля и садиться в него было бы не так мучительно. Так нет же, не сочли! Во всяком случае, пока.
Мичовски хотелось, чтобы его напарник, Тодд Фраделла, покинул машину первым. Не хватало еще, чтобы в оперативном отделе начали трепаться о терзавших Мичовски приступах радикулита. Ворох идиотских шуточек всех этих записных хохмачей, детективов да мудаков-патрульных, потешающихся над его возрастом и компетентностью с намерением хорошенько уязвить самолюбие умудренного жизнью копа — последнее, что ему нужно. Не такой уж он и старый, всего-то сорок девять! Еще несколько месяцев до полтинника. Разве это возраст для проблем с седалищным нервом, если, конечно, не тягать штангу без атлетического пояса, будто ему все еще двадцать… Ежедневное соседство с молодым напарником, Фраделлой, с его богемной смазливой мордашкой, волосами до плеч и бесконечными звонками от цыпочек, усугубляло раздражение Мичовски. Волей-неволей приходилось равняться на юнца, рассчитывать на порох, еще оставшийся в пороховницах.
Да, черт побери, последние несколько дней Мичовски, вынужденный пахать несмотря на невыносимую боль — даже анестетик, что он глотал каждые пару часов, особо не помогал, — был в полной заднице. И взять отгул не мог — только не