— Действительно, признаюсь, до меня доходили слухи, что граф не в ладах со своей фамилией, — ответил я, ибо не было ведь смысла скрывать, что я знал о его проблемах.
— Ба! — Он махнул рукой. — Мягко сказано. — Он рассмеялся. — «Не в ладах», — повторил он ироничным тоном. — Они бы меня все в ложке воды утопили, если бы только могли. Но поскольку я знаю, что они не питают ко мне любви, то и остерегаюсь оказываться в таком месте, где они могли бы меня легко достать.
Он пожал плечами.
— Да и что за проблема, даже для самого благочестивого, убить человека? — спросил он. — Что ж, убийца исповедуется, понесёт покаяние, если нужно, получит отпущение грехов хоть от епископа, хоть от кардинала. И это все неудобства. — Он скривил губы. — А поскольку фон Берги, скорее, не благочестивы, их неудобства обычно ещё меньше, чем в случае, который я вам описываю.
— Всех нас и так когда-нибудь ждёт самый суровый Суд Божий, где наши грехи будут взвешены, подсчитаны и оценены, — ответил я. — Наивен тот, кто полагает, что в глазах Бога он откупится исповедью, покаянием и отпущением, полученным из уст продажного попа.
Фон Берг одобрительно улыбнулся и кивнул.
— Согласен с вами абсолютно и полностью, — заявил он. — Именно так и будет. — Он потёр руки. — Уже представляю себе эту мою проклятую семейку, как она горит на адских кострах или варится в дьявольских котлах.
Что ж, как видно, господин граф не принимал во внимание, что и сам может стать жертвой адских мук, присуждённых ему за земные грехи, и, поскольку он ведь не был глуп, это могло свидетельствовать лишь об одном: о великой гордыне и самоуверенности.
Внезапно с треском распахнулись двери, и внутрь вошли двое мощно сложенных мужчин. Оба тащили большие, пузатые мешки. Увидев нас, один из них сбросил ношу с плеч и потянулся за ножом, но фон Берг поднял руку.
— Спокойно, парни. Это мастер Мордимер Маддердин из Святого Официума. Он нам тут поможет в кое-каких делах, не так ли? — Он устремил на меня внезапно похолодевший взгляд.
— С превеликим удовольствием, господин граф, — гладко ответил я.
Я подозревал, что нужен ему, чтобы вместе с ним и его холопами принять участие в грабеже дворца. Мне это не особенно улыбалось, но я всё же был кое-чем обязан графу за спасение жизни или, по крайней мере, за избавление от увечья.
Разумеется, даже разгорячённые грабежом воры не стали бы с охотой нападать на дворянина и двух мощно сложенных и вооружённых холопов, но, поскольку в их обществе был и я, авторитет инквизиторской профессии обеспечивал нам всем дополнительную безопасность. Ибо, во-первых, никто в мире не видел, чтобы инквизитор уступал черни, а во-вторых, кары, ожидавшие тех, кто напал бы на функционера Святого Официума, были поистине ужасны, а виновных искали бы со всей беспощадностью и до победного конца. Разве инквизиторская пословица не гласила, что, когда гибнет один из наших, чёрные плащи пускаются в пляс? Другое дело, что ведь и за покушения на правителей карали изощрённо жестоко, а публичная казнь могла длиться много часов (не говоря уже о предшествующих пытках во время допроса), а покушавшиеся всё равно находились. Так же, как и по-прежнему находились отравители, хотя каждый из них прекрасно знал, что в случае доказательства вины окажется в котле с кипящим маслом… Да-а-а, такова была могучая в человеческой природе воля к злу, что даже страх перед кончиной в невообразимой боли не удерживал их от греха. Поэтому здесь и сейчас, во время грабежа Обезьяньего Дворца, я не мог рассчитывать на то, что одного лишь предупреждения, что я инквизитор, будет достаточно, чтобы запугать грабителей. Но когда мы добавили к этому присутствие вооружённого дворянина и его голиафов, мы внезапно превратились в группку, которая даже у самых отпетых забияк могла вызвать, может, и не уважение, но по крайней мере ощущение, что, пожалуй, лучше сойти с нашего пути и поискать счастья где-нибудь ещё. Тем более что дворец был велик, и не всё в нём ещё было разграблено, так зачем же терять время и силы на драку, которая может закончиться потерей жизни, если можно ещё поискать добычу в местах, которые никто не охраняет?
Граф фон Берг, впрочем, избрал столь интересный способ грабежа, что он не только грабил покои (уже основательно прореженные), но и грабил других грабителей. Надо признать, что он со знанием дела выбирал наиболее ценные предметы, и я заметил, что больше всего ему по вкусу были вещи маленькие, лёгкие, но дорогие. Стоит также отметить, что он никогда не отбирал у жертв всё, а скорее заставлял их делиться с ним своей добычей. Это было в высшей степени разумно, ибо таким образом он не доводил людей до крайности, которая могла бы вынудить их к отчаянным поступкам, когда они сочли бы, что им уже нечего терять. Разумеется, несколько раз мы сталкивались с сопротивлением грабителей, которых заставляли отдавать добычу, — иногда меньшим, а иногда большим, — но если не помогал мой стальной голос и призыв к повиновению во имя Инквизиции, тогда на помощь приходила сила холопов. В одном же случае, когда мы наткнулись на человека исключительно упрямого и несговорчивого, нас вынуждена была поддержать рапира графа, которой фон Берг, однако, великодушно и милостиво соизволил пронзить лишь плечо скандалиста, что свидетельствовало о том, что даже в этой горячке он не терял ни хладнокровия, ни терпения.
Затем мы вышли за ворота, где стояла конная повозка, охраняемая двумя другими слугами графа, и в этом месте мы начали взимать (разумеется, и, к сожалению, при поддержке авторитета Святого Официума) соответствующий налог со всех, покидающих Обезьяний Дворец. Наконец, повозка была загружена почти доверху, что совпало с прибытием патрулей городской и цеховой стражи. Надо признать, парни не особенно спешили, но теперь зато с рвением бросились не только грабить, но и отбирать богатства у всех тех, у кого при себе было что-то ценное. Нас, разумеется, они обходили стороной, однако граф счёл, что большего сейчас уже не выжать и не стоит терять времени. Конюшня тем временем догорела дотла, и лишь из её руин поднимался смрадный дым, а неизвестно каким чудом уцелел один столб и вырастающий из него брус, которые теперь выглядели как какая-то адская, опалённая огнём и скрытая в клубах дыма виселица.
— Ну хорошо. — Фон Берг с удовлетворением вздохнул и широко улыбнулся. — День считаю вполне удачным, — добавил он, глядя на повозку, гружённую ценными вещами.
— Что