Давным-давно я решила для себя, что я – городской житель с головы до пят, но, оказавшись лицом к лицу с этим диким простором, я не могла сдержать какой-то животный восторг. Небо здесь казалось выше, чем из моего окна в вашингтонском отеле, шире, светлее, даже несмотря на густеющие облака. Я откинулась на спинку сиденья и впервые за долгое время задышала полной грудью.
Мы проехали знак с изображением гарцующего оленя словно из упряжки Санты.
– Что это? – поинтересовалась я.
– Вы про знак «Осторожно, здесь дорогу переходят олени»? – скептически отозвалась Лейла. – Их тут полно, привыкнете. Сплошная беда с этими оленями. Несколько лет назад я разбила машину, когда один из них выскочил на меня просто из ниоткуда. Бедняге рейнджеру пришлось пристрелить его, чтобы не мучился, это было ужасно. Фактически я убила Бэмби.
Она закладывала виражи куда более лихо, чем осмелилась бы я на ее месте, – или, возможно, я занервничала после ее очаровательного рассказа. Облака уже совсем затянули небо – плоские, низкие; я понимаю, что любые виды облаков могут появиться во все времена года, но если существуют «зимние облака», то над нами висели именно они.
– Мы поедем через город, так быстрее всего, – пояснила Лейла. – Мы в обозримом будущем не планируем никуда выезжать из дома, Дороти пока что залегла, так сказать, на дно.
– Понимаю, – ответила я.
Уверена – Сакобаго не изменился за последние сорок или даже восемьдесят лет. Единственным новым мазком среди его широких тротуаров и обрамлявших улицы магазинчиков выделялись три студии йоги и пилатеса и вывеска «Приют самопознания». В таких городах белые воротнички растят свое потомство. Здесь на фоне здравой налоговой политики процветают частные школы высшего разряда, фермерский рынок по субботам и независимый кинотеатр, который демонстрирует новинки артхауса.
Миновав несколько благопристойных развалюх викторианской эпохи, мы выехали на очередную извилистую дорогу, которая ввинчивалась в лесную чащу. Через несколько минут Лейла заложила направо, по всей видимости, решив срезать прямо через лес, поскольку о наличии поворота на узкий проселок сообщал только знак «Стой, частное владение». Но и проселок через полмили разделился на две натуральные тропки в стиле Роберта Фроста [5]. Мы снова свернули направо – ширины дороги едва хватало для машины, а голые ветви деревьев сплетались поверху, словно длинные когти.
Когда из-под колес полетели грязь и щебень, Лейла сбросила скорость до минимума. Я задумалась, как бы здесь разъехались две машины, но потом сообразила, что служба безопасности Дороти координирует подобные моменты. За годы общения с Очень Важными Персонами в их Очень Важных Поместьях я узнала, что чем выше классом система безопасности, тем она незаметнее, и только в чрезвычайной ситуации из-под земли выдвигаются оружейные установки, а из глубоких шахт вырываются ядовитые газы. Про хороших портье говорят, что они как привидения, только в данном случае у каждого портье на поясе висят взрывчатка и армейский нож. И насколько я понимала, прямо сейчас невидимая мне камера сканировала сетчатку моего левого глаза.
* * *
Мне кажется, любой дом, расположенный в глухомани, будет нести на себе отпечаток чего-то сказочного. Однако дом Дороти Гибсон не походил ни на домик бабушки Красной Шапочки, ни на логово ведьмы – он казался оплотом спокойствия, убежищем, где можно пересидеть любую бушующую за его стенами бурю. Построенный в голландском колониальном стиле, с двумя флигелями, с крышами, похожими на амбарные, дом, несмотря на размеры (как я узнала, он вмещал семь спален), не выглядел помпезным из-за отсутствия колонн, балконов и зрелищных пейзажей вокруг. Просто здание, обшитое вагонкой, которая ближе к земле выцвела и потемнела из белого до коричневого, солидное, но обветшалое.
Дом мне понравился с первого взгляда.
– Не думайте, что мы не заметили его сходства с Белым домом, – произнесла Лейла, выходя из машины.
Я подняла взгляд – солнце окончательно скрылось, да и небо едва проглядывало за тучами. Меня пронзило восторженное понимание, что скоро пойдет снег – только по подобным мелким деталям можно было угадать мое юго-западное происхождение, потому что для девчонки, выросшей в пропеченном солнцем пригороде Феникса, снег всегда будет в диковинку.
И больше вы ничего не услышите о моем детстве на страницах этой книги. Я не изображаю скромницу, просто мне не о чем рассказывать. Мне не выпало стать жертвой насилия, травмы или несчастного поворота судьбы. Мои родители были белыми и достаточно зажиточными. Они даже любили друг друга и, возможно, до сих пор любят, не могу сказать наверняка. Потребуется чудо, чтобы мы снова начали общаться, а я не верю в чудеса (плевать я на них хотела). Еще у меня была старшая сестра, которая всегда разрешала играть с ее игрушками. Все члены моей семьи были очень милыми, и я мечтала избавиться от них как можно скорее. Я даже не могу винить их за то, что они не понимали меня – в ту пору я сама себя не понимала.
Но теперь это изменилось, и именно поэтому у меня есть силы двигаться дальше, жить дальше, а не возвращаться к прошлому. Именно поэтому меня ждали Дороти Гибсон и величайший перелом в моей карьере.
Лейла остановилась у входных дверей, и я поспешила вслед за ней.
Глава 6
Вы можете решить, что интервью с многообещающим клиентом грозило стать испытанием для такого привередливого интроверта, как я, но вообще-то я не противник интервью: у них есть четкая цель и сценарий. Девяносто девять процентов напряжения в человеческом общении проистекает от неуверенности и неопределенности, которые усиливаются с каждым новым участником. Именно поэтому вечеринки – это настоящая катастрофа для меня. Но беседа тет-а-тет на четко обозначенную деловую тему? Запросто.
Лейла проводила меня через довольно мрачный вестибюль в комнату в левом флигеле, пообещав, что долго ждать мне не придется. Она вышла, и стук ее каблуков громко отлетал от деревянных, очаровательно неровных полов, которым, как я подозревала, минула добрая сотня лет. Попивая кофе, я изучала комнату. Судя по окнам, выходящим на восток, и антикварно- му письменному столу, она определенно принадлежала