Искатель, 2001 №10 - Александр Дюма. Страница 13


О книге
титульных листах его имя, но давайте хотя бы согласимся, что у нас нет веских причин считать купца-актера из Стратфорда и великого драматурга одним и тем же лицом.

Разумеется, если теория Хоффмана верна, мы вынуждены будем сделать ошеломляющий, но неизбежный вывод, которого ни один ортодоксальный шекспировед нам никогда не простит: Уильям Шекспир (читай — Кристофер Марло) был убийцей. Ведь кто-то же умертвил человека, труп которого впоследствии был предъявлен судебному следователю.

Увы, всей правды о гибели, подлинной или мнимой, Кристофера Марло мы уже никогда не узнаем. Многие современники драматурга считали его кончину воздаянием за безбожие и святотатство и радостно потирали руки. По сути дела, этого великого писателя оплакивали только потомки. 30 мая 1593 года английская литература потеряла гениального драматурга, не уступавшего мощью дарования ни Шекспиру, ни кому-либо другому. И лучшей эпитафией на его могиле могли бы стать слова из самой знаменитой пьесы Кристофера Марло «Доктор Фауст»: «Прямая ветвь отсечена, и уж не вырастет она». Если Марло действительно погиб, не дожив и до тридцати лет, можно только гадать, сколько его великих пьес так и остались ненаписанными.

Рудольф ВЧЕРАШНИЙ

ВРЕМЯ ВСТРЕЧИ

ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ



Известная пословица утверждает: «Один в поле не воин!» Оно и понятно. Не с кем воевать. Но это — если в поле. А если не в поле, а в Москве? Да если не один, а хотя бы вдвоем, с напарником? Тут еще ой как можно пошустрить.

Как замечено, народ из метро, словно энергия из атома, выплескивается порциями, квантами. По мере прихода электропоездов. Входят люди в метро равномерно, ровной живой струйкой, а выходят пачками, которые в часы пик, по мере окончания рабочего дня на различных предприятиях, превращаются в один пульсирующий поток. И дрейфует этот выходной поток со скоростью спешащего пешехода в сторону наземной транспортной магистрали. Вот и сейчас, на выходе из метро «Таганская», люди плотно, забирая вправо, шли по неширокой дорожке вверх, к Нагорной, мимо сплошной стены палаток и ларьков. Те, кому не хотелось толкаться, старались держаться левее, ближе к бровке, где радиус закругления был больше. Именно так и шла молодая женщина, макияж и модная, дорогая экипировка которой делали удивительным тот факт, что она пользовалась демократичным общественным транспортом. Привычнее видеть таких женщин садящимися или выходящими из дорогих иномарок, ну, на худой конец, из наших девяток-десяток.

Но, тем не менее, шла она из метро. На правом плече ее висела модная сумочка, которую женщина, чтобы та не болталась, прижимала к себе локтем. А сзади, лавируя между спешащими выбраться из толчеи на простор членами толпы, приблизился к ней молодой человек и, когда они проходили мимо ларьков-палаток, протянул левую руку и похлопал женщину по левому предплечью, сам оставаясь справа от нее. Старая дружеская шутка. Женщина, естественно, рефлекторно среагировав на неожиданное прикосновение, повернулась влево, а молодой человек, резко дернув за сумочку, без труда буквально содрал ее с плеча и с дурашливым восклицанием «Ух, нету!» швырнул через крыши палаток. Возглас этот предназначался и для прохожих, которые могли заинтересоваться происходящим и подумать, что это дружеский розыгрыш, и для женщины, чтобы сбить ее с толку — что же происходит. Увидев летящую поверх палаток сумочку, она инстинктивно рванулась за ней, сосредоточив все свое внимание на полете и забыв про парня, который растворился в толпе и не спеша, вместе с народом отбыл с места происшествия.

Да, собственно, происшествия-то никто и не заметил. Женщина не кричала: «Помогите! Грабят!» или что-либо подобное. Она кинулась в ту сторону, куда улетела ее сумочка, но ей пришлось обогнуть строй палаток, и когда она наконец до нее добралась, увидела на газоне и подобрала, прошла минута или две, если не больше. Вполне достаточно для того, чтобы сообщник молодого шутника, ожидавший прилета такой птички, успел подхватить ее, выпотрошить, то есть взять имеющиеся там деньги или валюту, и, закрыв, выбросить на газон, а потом удалиться заранее намеченным маршрутом.

Пашка Рыгунин и Сашка Сипилин росли в одном дворе. Они и родились здесь в один год. Ну, конечно, родились-то они не во дворе, все-таки родители их не были дворнягами. Рождение их состоялось, как и положено, в родильном доме, в одном и том же, с разницей лишь в каких-нибудь пару месяцев. А поскольку это событие, документально отраженное в книге записей актов гражданского состояния, произошло всего за несколько лет до объявления Перестройки, то мода на красные пионерские галстуки прошла еще до того, как Пашка с Сашкой достигли соответствующего возраста. Поэтому их не коснулся воспитательный процесс в недрах пионерских звеньев, отрядов и дружин, который вывел в люди ребят постарше, хулиганов из их же двора, таких как, например, Витька Рябинин, в своей среде — просто Ряба, Колька Костылев — Костыль, да и многих других. Некоторые из этих старшеньких уже успели побывать «на нарах» и теперь щеголяли перед завистливыми пацанами помоложе значимыми и виртуозными наколками. У кого-то на пальцах появились синие несмываемые буквы «К О Л Я», у кого-то цифры «1 9 8 0», символизирующие отнюдь не год проведения Московской Олимпиады, а означающие историческую и всем доступную информацию о дате рождения пальцевладельца. Особо выделялся Андрей Шапченко, по кличке Гуцул. У того, когда он раздевался до трусов или вообще, на обеих ногах выше колен красовались звезды. Это говорило о том, что эти ноги ни перед кем не становились на колени.

В общем, вот такая вот среда, остававшаяся такой и в понедельник, и во вторник, да и во все другие дни недели, включая и собственно среду. Это была среда обитания вышеупомянутых мальчишек. Цементировала ее, то есть объединяла ребят и этого, и любого другого аналогичного двора не только общая болезнь — они все как один болели за «Спартак», — но и еще какая-то сила. Что-то такое, что заставляет, скажем, отдельные молекулы воды в воздухе атмосферы соединяться в единое облако, а однородных животных и птиц сбиваться в стада и стаи. Такова природа.

Нельзя сказать, что Пашка и Сашка были из что называется неблагополучных семей. У того и другого наличествовали оба родителя, отцы и матери, причем, родные, кровные. И эти родители, несмотря на трудности с работой и небольшие заработки, из кожи вон лезли, чтобы дать детям образование, максимально подготовить к будущей самостоятельной жизни. И их кожи хватило на то, чтобы тот

Перейти на страницу: