– Он сумасшедший!
– Не более сумасшедший, чем ты, когда пользуешься наукой и называешь это волей Божьей.
– Ты оспариваешь моё понимание? – предупреждающий гул в голосе, как отдалённый гром.
– Нет, Харольд. Никогда не оспаривала. Я лишь говорю, что, как и он, у тебя два способа мышления. Нет... два способа быть. Крис – такой же. – Пауза. – И она тоже.
– Ты хотя бы согласишься на консультации?
– Да. Если это останется в церкви.
Так Крис и Крисси начали ходить к Энди Фэллоузу. Энди не смеялся. Он пытался понять. Близнецы всегда будут благодарны ему за это.
– Бог ошибается? – спросил диакон Энди.
– Нет, конечно.
– А у тебя ещё бывают мужские порывы, Кристофер? – с отведёнными глазами диакон смущённо указал в сторону паха Криса.
Думая о Диане Лейн, своей партнёрше по орфографии и математике, он ответил, что бывают, по крайней мере, когда он – Крис. С Дианой и позже с мисс Ярборо он всегда был Крисом; он был Крисси только с мамой, потому что один раз, когда папа увидел его в платье и парике, который мама купила для него... этого одного раза хватило.
Наш секрет, наш секрет.
– Когда ты – Кристина, это успокаивает твою маму, правда?
– Да.
– И тебя тоже.
– Да.
– Ты не боишься умереть так же, как она?
– Нет, потому что она жива.
– Когда ты – Кристина...
– Крисси.
– Когда ты – Крисси, ты и есть Крисси.
– Да.
– Когда ты – Крис, ты и есть Крис.
– Да.
– Ты веришь в Бога, Крис?
– Да.
– Ты принял Иисуса Христа как своего личного Спасителя?
– Да.
– Очень хорошо. Ты можешь продолжать быть Кристиной – Крисси – но только с мамой. Ты сможешь?
– Да.
И вот какое облегчение.
Позже, намного позже, он поймёт, что такое шизофрения. Которой, по мнению Церкви Истинного Святого Христа, просто не существует. И в его собственном понимании – тоже нет. Для Криса (и для Крисси) они были вполне нормальны. Но существовало понятие одержимости, которая могла быть как демонической, так и добродетельной. Хотя Фэллоуз никогда не говорил об этом прямо, Крис пришёл к мысли, что диакон Энди решил: возможно, им овладел дух его умершей сестры.
Сколько ему тогда было? Девять? Десять?
Прошло пять или шесть лет, когда диакон Энди – после консультаций со старейшинами церкви, пастором Джимом и его отцом – начал говорить с Крисом о Кэтрин «Кейт» Маккей.
Никогда Фэллоуз не упоминал никому из них, что обсуждает женщину, убивавшую младенцев, не только с Крисом, но и с его сестрой.
3
Крис выходит из ванной и смотрит на два чемодана у изножья кровати – один розовый, другой голубой. Он открывает розовый. Сверху лежат два парика – чёрный и блонд (красный он выбросил в Рино). Она надевает узкие джинсы и футболку с вырезом лодочкой. На сегодня Крисси – та, кто отправится в следующий пункт назначения Маккей.
Крис – человек действия, измученный сумбурными мыслями и кошмарами. Крисси – мыслительница с более ясным сознанием. Она прекрасно понимает, что Энди Фэллоуз, возможно вместе с пастором Джимом, рассматривают эту раздвоенную личность как данное Богом орудие для свержения Королевы Убийств. Обе персоны, Крис и Крисси, будут утверждать, что действовали самостоятельно, и церковь к этому не имеет отношения. Они, говоря грубо, но по делу, будут молчать.
Фэллоуз и пастор Джим считают Кейт Маккей ужасным влиянием, противостоящим Божьему закону – не только по вопросу абортов, но и из-за принятия гомосексуальности и её настойчивости ограничить Вторую поправку (удушить Вторую поправку). Их больше всего тревожит влияние Маккей на законодательные собрания разных штатов. Маккей понимает, что настоящее изменение происходит на местном уровне, и именно это делает её ядом, который проникает в политическое тело.
В отличие от Криса, Крисси знает, как Фэллоуз видит их: как пешек. Но важно ли это? Нет. Главное – то, что Маккей пытается присвоить себе власть Бога над земными созданиями, которые не понимают Божьего плана.
4
Джером Робинсон и Джон Акерли завтракают яичницей-болтуньей и выпивают почти галлон кофе в кафе недалеко от «Хэппи», который Джон откроет в восемь утра, чтобы обслуживать ранних посетителей, желающих получить столь важный утренний «выстрел» из водки с апельсиновым соком.
– Ну что, красавчик, как дела? – спрашивает Джон. – Не то чтобы я не ценил бесплатную еду.
– Наверное, ничего особенного, – отвечает он. Это он сказал Холли, но что-то его гложет. – Ты получил то фото, которое я тебе отправил?
– Ага. – Джон засовывает в рот яичницу-болтунью. – Крупный план на майскую страницу из записной книжки Рафферти. Ты уже нашёл этого парня? Бриггс? Потому что я спрашивал у многих из Программы – никто не слышал, чтобы кто-то называл себя так.
– Это дело полиции. Я просто любопытный наблюдатель.
Джон указывает на него пальцем:
– Подцепил детективный зуд от Холли, да? Он заразнее ковида.
Джером не отрицает, хотя в его голове это больше похоже на ядовитый дуб – постоянный зуд.
– Посмотри ещё раз. На моём iPad видно лучше, чем на твоём телефоне. – Он показывает фото квадратного блока календаря.
Джон внимательно смотрит, даже увеличивает изображение движением пальцев.
– Ладно. Бриггс, 7 вечера, 20 мая. Что дальше?
– Чёрт его знает, – говорит Джером, – но это сводит меня с ума. БРИГГС – большими буквами.
– Препод писал имена всех, кому давал консультации, большими буквами. – Джон показывает на КЭТИ 2-Т, потом на КЕННИ Д. – И что? Его почерк, скорее всего, отвратительный. Мой точно такой. Половину времени даже я не могу разобрать, что написал.
– Это логично, но всё равно... – Джером забирает iPad и хмурится, глядя на фото календарной страницы. – Когда я был