Мои размышления прервал скрип открывающейся двери. На пороге, опираясь на косяк, стоял Орн. Из-за его спины доносился согревающий душу запах тушеных овощей и свежего хлеба.
— Входи, входи, чего замер, как столб? — буркнул он, но в голосе не было ворчливости, а взгляд, казалось, с искренним облегчением скользнул по мне, оценивая, цел ли. — Обед как раз поспел.
Я переступил порог, и домашнее тепло обняло меня, смывая остатки уличного холода и напряжения. За простым деревянным столом дымилась миска густой похлебки, а рядом лежал ломоть черного хлеба. Мы ели молча какое-то время, и я чувствовал, как силы понемногу возвращаются в тело.
— Народу в городе поубавилось. — негромко начал Орн, откладывая ложку. — Вчера, пока вас не было, караван баронессы под усиленной охраной двинулся на юг. Многие решили, что это их шанс, и присоединились к ней. Упаковали пожитки, погрузили на телеги и укатили куда подальше.
Он помолчал, глядя в свою пустую миску.
— Некоторые и вовсе, не дожидаясь никого, пешком потянулись. Семьями, с малыми детьми… Рискнули пойти через окраины, лишь бы оказаться подальше от Леса и этих стен. Глупцы. Страх — плохой советчик.
Я слушал, представляя себе эти картины исхода, и на душе становилось тяжело. Город, и без того небогатый, терял последние силы.
Мы как раз закончили трапезу, и я уже собирался помочь старику убрать со стола, как с улицы донесся резкий, знакомый до тошноты окрик, резанувший по уху своим нарочито грубым тоном:
— Эй, старый хрыч! Выходи, поболтать надо!
Орн замер, его лицо стало малоподвижным и серым. Он медленно поднялся и, не глядя на меня, двинулся к выходу. Сердце у меня упало, предчувствуя беду, и я последовал за ним.
На нашем участке, словно пятна плесени на хлебе, стояли трое. Впереди всех Клейн, широко расставив ноги и уперев руки в боки. Его тупая, самодовольная физиономия светилась откровенной злобой. За спиной у него топорщились двое его прихлебателей, такие же туповатые и жестокие рожи.
— А, и щенок твой тут как тут. — скривился Клейн, заметив меня. — Отлично. Послушает заодно.
Он сделал пару шагов вперед, его грязный сапог с хрустом раздавил молодой побег крапивы у забора.
— Слушай сюда, Орн, и вникай в суть. Не буду тебя томить. Весь этот квартал, — он ленивым жестом обвел вокруг, указав на наши и соседние полуразрушенные дома, — теперь собственность уважаемых людей. Я здесь, как их представитель. Так что у тебя есть ровно один день, чтобы собрать свои пожитки и съехать. Слово «долг» теперь можно забыть. Место нужно под новую застройку. Цивилизацию, понимаешь ли, наводят.
Орн стоял, не шевелясь, лишь его пальцы сжались в бессильные кулаки. Он молчал, и в его молчании была такая бездна отчаяния и смирения, что у меня перехватило дыхание.
— Куда я денусь? — тихо, почти шепотом, выдохнул старик.
— А это уж твои проблемы. — Клейн широко и уродливо ухмыльнулся. — Можешь жить под мостом, можешь в канаве… Мне-то что? Главное, чтобы завтра к вечеру здесь тебя здесь не было. Всё понятно?
Не дожидаясь ответа, он плюнул себе под ноги, развернулся и, не спеша, поплелся прочь. Его шестерки с тупыми усмешками поплелись следом. Я стоял, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки, а внутри закипает что-то темное и страшное. Ярость подступала к горлу медленным, горячим ядом. Они не просто требовали долг, они отнимали последнее. Они вышвыривали на улицу того, кому некуда было идти. И делали это с такой… С такой легкой, презрительной ухмылкой.
И в этот миг я понял, что так больше продолжаться не может.
Глава 15
Я стоял на пороге, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Воздух после ухода Клейна казался густым и отравленным. Бессилие — вот что я чувствовал. Горькое, едкое, разъедающее изнутри. Орн молча повернулся и побрел в дом, его плечи были согнуты под невидимым грузом, походка шаткой и старческой. В душе он уже проиграл, смирился.
А я — нет.
Мысли жгли мозг, словно раскаленные иглы, но я был не согласен. Мириться с этим означало стать таким же, как он, сломаться, принять правила игры, где сильный и подлый всегда прав. Но что я мог сделать? Варианты прокручивались в голове, но каждый раз наталкивались на стену.
Пойти к Эдварну? Он мой командир, что поручился за меня. Но он всего лишь командир отряда дозора, простой солдат, винтик в системе. Его слово против «уважаемых людей»? Пустая формальность. Он ринется на рожон, испортит себе карьеру, и нас всё равно вышвырнут.
К Крону? Он предлагал помощь, но мужчина только что вернулся с того света, едва выжив. Да и сомневался я, что его авторитет был сильно выше, чем у того же Эдварна.
В голове проскочила шальная мысль, а может просто убить Клейна? Темная, кровавая мысль мелькнула, как вспышка молнии. Это решило бы проблему раз и навсегда. Топор в спину в темном переулке… Но я сжался внутри от отвращения. Я не убийца, и никогда им не был. Мои руки созданы, чтобы творить и создавать. Да и, если быть честным, шансов у меня не было. Клейн всегда был с подручными, более того — он сильнее и опытнее. Это самоубийство, а не решение.
Время истекало с каждой секундой, тикающей в висках. Мысли метались, как пойманные в ловушку птицы, не находя выхода. Тупик.
Отчаянный внутренний диалог прервал резкий, знакомый звук, заставивший меня обернуться. У соседнего дома, согнувшись под тяжестью коромысла с двумя пустыми ведрами, стояла Лина. Её лицо было осунувшимся, на лбу выступили капельки пота, а в глазах читалась та же усталая безнадега, что и у Орна.
Инстинктивно, почти не думая, я сделал шаг ей навстречу.
— Давай помогу. — предложил я, и голос прозвучал хрипло от невысказанной ярости.
Она взглянула на меня, чуть удивленно, потом кивнула с тихой благодарностью.
— Спасибо, Макс. Руки уже отваливаются.
Я взял у неё коромысло, и мы молча зашагали по пыльной улочке в сторону речки. Тишина между нами была не неловкой, а общей, объединяющей. Тишиной людей, зажатых в тиски.
— Родители не уехали. — вдруг тихо сказала Лина, прерывая молчание. Её взгляд был устремлен куда-то вдаль, в пустоту. — Говорят, что некуда нам идти, все корни тут. Да и куда бежать? Чтобы