Она внимательно смотрит на меня, берет мою руку и вкладывает книгу в нее.
– Галатея, я очень прошу тебя… Я хочу сделать тебе приятное. Пожалуйста, прими мой подарок. – Она прижимает мою ладонь к картону книги, как будто скрепляя нашу связь. – Спасибо, Галатея… Какое прекрасное имя… Галатея, – повторяет она, а я не могу оторвать от нее взгляда, пока не слышу хлопок. Поворачиваюсь и понимаю, что Хантер оставил нас вдвоем. Но ненадолго; спустя несколько минут он возвращается не один, а с пожилой женщиной, которая ставит укол Иларии. Затем он подходит к маме, укладывает ее на постель, касается губами ее лба и нежно поглаживает кисть.
Только что произошел окончательный взрыв.
Я увидела то, что не должна была увидеть.
Я была там, где не должна была быть.
Я стала свидетельницей любви Хантера к его маме.
Хантер поворачивается, но не смотрит на меня. Он молча уходит, оставляя меня в состоянии полного оцепенения и попыток разгадать смысл всего происходящего.
– Милая, иди к нему, – говорит медсестра, положив ладонь на мое плечо. – Ты ему сейчас нужна.
«Я ему сейчас нужна. Я. Нужна. Ему. Сейчас».
Выйдя из транса, в который я была погружена на некоторое время, я наклоняюсь к умиротворенному лицу Иларии и заправляю седой локон за ее ухо.
Она такая красивая, живая и настоящая. Мне страшно представить, через что она прошла. Мне страшно, что она находится здесь. Мне страшно от того, что я узнала об этом. Мне ужасно стыдно, что мое чертово любопытство вынудило Хантера рассказать и показать мне, к кому он приехал… Я чувствую себя отвратительно из-за этого.
Теперь я понимаю всю злость и резкость Хантера, когда он увидел меня здесь. Теперь я понимаю, что мне не следовало появляться. Но я совсем не знаю, что делать дальше… Я боюсь, что своим поступком разрушила все.
Взглянув на его маму еще раз, я решаюсь встретиться с проблемой и избавиться от нее. Как именно – пока не знаю, но я справлюсь. Наверное, справлюсь…
Крепко прижимая к груди книгу, подаренную его мамой, я выхожу из здания и направляюсь к выходу.
Оглядываясь по сторонам, я не нахожу его, как будто он просто уехал. Возможно, ему нужно побыть одному. Возможно, он не хочет больше меня видеть. Возможно, он теперь будет делать вид, что презирает меня. А возможно, он на самом деле меня презирает.
Шаг за шагом я ступаю за ограждение, не замечая больше присутствия охранника, и останавливаюсь, когда вижу Хантера. Он сидит под вывеской, прямо на краю бордюра, выдыхает сигаретный дым, который, кажется, поглощает его самого.
Я не могу сдвинуться с места, словно передо мной стоит невидимая стена, которую я не могу преодолеть. Куда-то исчезли моя уверенность, смелость и энергия, и все слова, которые я хотела бы ему сказать, застревают в горле, отяжелев как свинец.
Почему я так боюсь подойти к нему сейчас? Из-за той бездны, которую я увидела в его глазах, когда он открыл мне свою тайну? Ту, которую оберегал и скрывал от всех.
– Прости, Хантер, – шепчу, чувствуя, как предательски дрожит мой голос. – Я идиотка… самая настоящая идиотка. Ты был прав, мне не стоило ехать за тобой. Мне очень…
Я не могу закончить фразу. Слова кажутся ничтожными и бессмысленными, будто я пытаюсь объяснить нечто, чего сама не до конца понимаю. Но его взгляд остается холодным и острым, направленным вперед, не на меня.
– Вот этого я хотел меньше всего, – его стальной голос раздается как удар. Твердый, почти безэмоциональный, но в то же время полный скрытой боли, которую он, возможно, даже не осознает. – Твоей жалости.
Жалость? Как он мог так подумать?
Я чувствую, как внутри меня вспыхивает что-то горячее и острое. Я вовсе не жалею его. Ни в коем случае. Я испытываю исключительно стыд за то, что пришла. Мне стыдно, что заставила его открыть то, о чем он, возможно, не захотел бы когда-либо мне рассказать.
Глубоко вдохнув, чтобы успокоить дрожь в руках, я стремительно подхожу к нему, решив показать, что у меня нет ни капли жалости. Я без раздумий выдергиваю сигарету из его пальцев и, потушив тлеющий кончик о землю, выбрасываю ее в урну. Затем возвращаюсь и встречаю его удивленный взгляд, словно он не верит в то, что я решилась на это.
– Я тоже беспокоюсь о тебе, – говорю я, смотря на него сверху вниз. – И если хочешь угробить свое здоровье, делай это без помощи зажигалки и табака.
Он приподнимает брови с усмешкой, словно моя внезапная обеспокоенность – его воображение.
– С чего такая забота?
– Я же сказала, что люблю тебя, – отвечаю, стараясь сделать так, чтобы мои слова звучали как можно проще. Но даже я сама чувствую их тяжесть. Я сажусь рядом с ним, натягиваю капюшон, чтобы скрыться от легкого ветра, обдувающего шею холодом.
– Я почти поверил, – его голос становится тише. Он достает еще одну сигарету из пачки и подносит ее к губам.
– Как хочешь, – пожимаю плечами, – больше не буду повторять.
– Не удивила, – говорит так, будто этот разговор уже не имеет для него никакого значения.
Я пристально смотрю на него, чувствуя, как внутри меня вновь нарастает уверенность и решимость.
– Хочешь удивиться? – спрашиваю, пытаясь переступить очерченную собой же грань и отвлечь его мысли. Может, это и не поможет, но если не попробую, никогда не узнаю.
– Не очень, – его ответ звучит резко, почти обрывисто, но в уголках губ мелькает намек на улыбку. Он отворачивается, но не до конца. Как будто часть его ждет, что я сделаю следующий шаг.
– А я все равно удивлю, – произношу, медленно садясь к нему на колени, отбирая губами неподкуренную сигарету у него изо рта и бросая на землю.
Его тело напрягается, но он не отталкивает меня. Я чувствую тепло его кожи, его дыхание. Внимательно изучаю его глаза, губы, брови – все то, по чему безумно скучаю, даже когда он рядом.
Мои руки тянутся к его лицу, я прижимаю его голову к себе, заставляя смотреть прямо в мои глаза. Я ищу в его взгляде что-то, может, даже отторжение, но не вижу его. Я знаю, что все, что сейчас произойдет – точка невозврата.
– Хантер… Я никогда не буду смотреть на тебя с жалостью. Что бы ни случилось в твоей жизни, это сделало тебя таким, какой ты есть сейчас. Каждый твой шрам, каждая боль, каждое событие… Ты стал сильнее благодаря этому.