– Вот и они, – изрёк Странник после того, как обошёл вокруг одно из камфорных деревьев, обвязанных симэнава, по кругу, и ткнул пальцем в мелкие борозды на его стволе. Кёко к тому моменту не только уже закончила свой рассказ, но и успела сосчитать все соломенные верёвки и бумажные отрезы. Камфорное дерево то было настолько толстым и могучим, с пять рук в обхвате, что Страннику пришлось ощупать его всего, дабы отыскать эти отметины, которые он затем ей показал. – Видишь? Их оставила госпожа Акане. Так и знал, что речь об этом ритуале.
– Как ты вообще догадался, что она именно к этому дереву ходила?
– Потому что это симбоку – местное священное древо. А тот ритуал, который провела госпожа Акане, называется уси-но токи маири – «посещение храма в час Быка». Это проклятие на смерть. Помнишь, как одна из служанок сказала, будто мононоке в лесу видела и выглядел он как белёсый дух со светящейся головой и острыми зубами? То был никакой не мононоке, а Акане! Ведь чтобы проклятие сработало, нужно соблюсти массу условностей: явиться в храм между двумя и тремя часами ночи, обрядившись в белое платье, а на голову надеть железную подставку, на которую котелок ставят, и привязать к каждому её рогу по свече, а во рту гвозди ещё держать. И прибить одним из этих гвоздей соломенную куклу с именем врага к священному дереву. Причём – это самое важное – повторять это нужно семь дней подряд. Надо же, какая упрямая женщина! Обычно это дело бросают уже на четвёртый.
Странник ухмыльнулся каким-то своим мыслям и посмотрел на Кёко, которая никаких поводов для веселья здесь, в отличие от него, не находила. Осквернённая святыня, проклятие на гвоздях, слепой даймё, заговор и кошки… Что вообще происходит в этом замке?!
– Не волнуйся, проклятие не сработало, – махнул рукой Странник в ответ на встревоженный вид Кёко.
– Почему же?
– Служанка и её ночной горшок. – Он снова усмехнулся. – Если ритуал увидит кто до истечения седьмого дня, то он теряет силу и надо начинать сначала. Вряд ли госпожа Акане в курсе.
– То есть это никак не относится к убийствам и появлению мононоке? – усомнилась Кёко, и Странник покачал головой. – Зачем же ты тогда привёл меня сюда?
– Просто так. Это ведь забавно! И жутко. Уси-но токи маири – исконно женское проклятие, его обычно накладывают на неверных мужей и их любовниц. Разве живые женщины после такого не кажутся тебе куда страшнее мононоке, а? – И Странник заулыбался, но быстро перестал, когда Кёко скривилась.
Она уселась на старый скошенный пень, облокотилась на свои колени, морщась, – те ещё болели, стёсанные при падении, – и попыталась навести в голове порядок. В той уже всё перемешалось.
– Но госпожа Акане, похоже, считает, что это всё из-за неё…
– Даже если бы ритуал сработал, причиной появления мононоке это бы не стало. Очевидно, тот мужчина, которого ты слышала с госпожой Акане, просто очень хочет, чтобы она в это верила и была с ним заодно. Ты сможешь опознать его по голосу? Или, может быть, уже слышала его где-нибудь раньше?
– Я… М-м, не уверена… Он звучал странно, вроде бы знакомо, но…
– Ладно, не беда. Это всё равно может сыграть нам на руку, если придумать как… Кстати, после того как мы с тобой расстались, я как раз повстречал госпожу Акане в коридоре и попытался заговорить с ней, но она тут же заверещала, что негоже невесте даймё с мужчиной один на один общаться, и унеслась наверх. Наверное, как раз в ту комнату, где ты её потом застала.
«Надо же, как целомудрие блюдёт», – не удержалась Кёко, хоть и в мыслях. Она покачала головой, пытаясь вытряхнуть из неё образы двух полуголых тел на красных простынях. Хорошо, что щёлки в ставнях узкие и показывают мало… Плохо, что они вообще там есть.
– А что насчёт дзёдая и каро? – уточнила она.
– Оба отказались со мной говорить, сославшись на количество дел.
– Дзёдай тоже? Хм, как странно… А со мной он говорил весьма охотно. Знаешь, меня беспокоит один человек…
– Кто же?
– Одна из служанок сказала, что жизнь в замке теперь – это шторм… Мне кажется, что Рео Такэда и есть глаз бури, – решилась озвучить Кёко, совсем тихо, правда, почти шёпотом, и оглянулась опасливо на всякий случай. – Почему он за все два месяца других оммёдзи в замок не привёл? И дал нам всего пару дней, будто намеренно ищет повод нас убить. А любовник госпожи Акане сказал… странное. «Ещё немного, и Рео новым даймё станет». Это что же получается, мы оказались втянуты в политический заговор? Брат собирается идти на брата? Как же так получилось, что мононоке одному из них столь удачно благоволит, устраняет всех, кто Шину близок? Правда, и самого Рео чуть не убил… Хм, вот это не сходится. А вдруг госпожа Акане и впрямь колдовством владеет? А вдруг то покушение на Рео было показное? А вдруг…
– Хватит. – Странник вдруг щёлкнул её по лбу. Кёко даже не заметила, как он вплотную к ней подошёл, настолько плотной была та шаль, в которую её замотали собственные мысли. – Слишком много «вдруг». В нашем деле додумывать недопустимо, как и мешать одно с другим. Оставь эти политические распри, госпожа. Мононоке интересоваться братской междоусобицей не станет, а замыслы Рео нас не касаются. Он всё равно слишком высоко стоит, чтобы до него можно было добраться, не упав и не свернув по дороге шею. Что же касается колдовства госпожи Акане… Нет такого заклинания, чтобы превратить мононоке в послушную зверушку. Это тебе не сикигами вроде Аояги. Вот если бы в замке у кого-то такой водился, то, может быть…
И Странник резко замолчал. Кёко тоже послушно затихла. Голова у неё и так почти дымилась, пока она пыталась собрать эту мозаику. Как ни посмотри, рисунок на ней выходил нелепым и кривым, хотя казалось, что они собрали уже достаточно мерцающих осколков.
«Может быть, у Странника получится? Да, наверняка получится,