Две тысячи лет силы сатанинские пытаются попрать орудие нашего спасения – Крест Христов – и погубить христиан. Разными способами. И ересями, и расколами, и революциями… Вы скажете, а при чем здесь революции? А при том, что, разгромив христианские монархии и установив республики, к власти пришли те силы, которые и привели людей к «свободе» от Христа и соблазнили их «правами человеков» для греха. То есть к тому, что заповеди Христовы вынесены теперь за скобки всех традиционных устоев общественной жизни, ее морали и нравственности. В спальне своей или на кухне ты можешь веровать во что желаешь, но на публике изволь быть толерантным, то есть не смей говорить об истине!.. Причем молчать предлагается почему-то только христианам. Попробуйте мусульманину закрыть рот, да он и палец тебе откусит и, между прочим, будет совершенно прав. А что мы читаем в Евангелии? «Кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов». И если «демократический» Запад стесняется Христа и перестает быть христианским, он вскоре и сам перестанет быть.
А что у нас в стране?.. Предтечи антихриста распалили адский огонь, в пламени которого погибла великая матушка-Русь. Наши недруги теперь, как пигмеи над великаном, как только не насмехаются над нами. Что ж, наша болезнь, наша боль им в радость и превозношение… пускай. И над Христом смеялись, и били по ланитам, и плевали в лицо… И над царем с царицею, над ангельскими их детьми… Но если раньше надобно было как можно больше народа – носителей православного духа – уничтожить физически, то теперь убивают духовно, растлевают и развращают едва успевшие народиться на свет Божий души… Все силы сатанинские ополчились сейчас на Россию… Потому что одни мы остались со Христом… Одни стоим у Креста Его на Голгофе. И сами, яко разбойники, на кресте страдаем. Но со Христом и воскреснем!.. Вот чего мир не может вместить. Они думают, расчленив Россию, присвоив ее богатства, поправ Крест Христов, станут наконец полными владыками мира. Слепые вожди слепых! И в расчлененном виде, на гноище и в рубище, там, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», а где Господь, там и Церковь, там и воскресение, и спасение, и жизнь вечная, аминь!..
4
Вот уже несколько дней Алексей караулил Лолитку. Ни рано утром, ни поздно вечером девушка домой не являлась. Соседи «постороннему мужчине» дверь не открывали, а на вежливые его вопросы отвечали вовсе невежливой и даже нецензурной бранью.
Наконец она появилась. Днем. Одна. Без сопровождения партнера она бодро шагала в десятиградусный мороз в шубе нараспашку, помахивая сумочкой и что-то весело напевая. Алексей окликнул ее.
Лолитка оглянулась.
– Ой, барашечек! – приятно удивилась она. – Откуда ты свалился, мальчик?
– Я хотел с вами поговорить…
– «С вами»!.. Да ты че как неродной? Ну давай быстро, чего тебе?
– Может, мы зайдем… к вам?.. Я тут давно… караулю, замерз.
– А может, ты меня пригласишь лучше в ресторан? А то у моих соседей на посторонних мужчин аллергия.
– Мне нужна Верина фамилия и ее адрес, – сказал Алексей, игнорируя Лолиткино предложение.
Лолитка вздохнула и посмотрела на него так снисходительно, как взрослые смотрят на маленьких глупых детей.
– Какой же ты баран, барашечек! Я же тебе русским языком сказала, нету твоей Верки, померла! Грохнули ее, понял? И отстань от меня!
– Понимаете… мне нужно знать, крещеная она была или нет.
– О Господи! Ну, блин, ты прям как идиот Достоевского, недавно по ящику гнали, видал, нет? Правильно тебя Верка бараном кликала.
– Меня зовут Алексей, и я бы просил…
– Да на фиг ты мне нужен! Не знаю я никакой фамилии. Дай пройти!
– Послушай, – начал он примирительно, дрожащим голосом. – Мне правда это очень важно. Понимаешь, я бы хотел встретиться с ее матерью и узнать… потому что священник, у которого я исповедовался, сказал мне, чтобы я за нее молился… Понимаешь? Я дал слово… Может, она вообще… в аду сейчас мучается! Ее же вымаливать нужно!
– Ну ты и чокнутый! На кофе-то хоть есть бабло? – спросила она, отчего-то смягчаясь.
– На кофе… есть.
– Ну пошли.
Они спустились в подвал соседнего с Лолиткиным дома, в крошечное, на два столика, кафе.
– Привет, Маруська! – помахала Лолитка девушке за стойкой. – За два кофе заплатит кавалер, а мне сто коньяка в долг. Не жмотничай! – предварила ее возражение Лолитка. – Ты мне вообще должна всегда ставить… сама знаешь, за что! – И она расхохоталась. – Садись, бараше… пардон, как ты говоришь? Алексей? Садись, Алешечка, вот сюда, в укромный уголок, не бойся, тети маленьких не обижают. Только больших усатых дядь, карабасов-барабасов. – Отчего-то ей было весело, и она все хохотала. – Как твой карабас, Маруська? Все еще тебя трахает? Что? Уже нет?.. Ну так и пошли его!
Наконец они уселись за столик и, отхлебнув кофе, Лолитка уставилась на Алексея.
– Ну рассказывай, как жизнь? Есть у тебя девочка? Или ты предпочитаешь мальчиков? – Она уже снова хохотала.
– Послушайте! – вспыхнул Алексей. – Если вы будете продолжать в том же духе, я… сейчас уйду!
– Ну и катись. Испугал! – Она замолчала, размешивая ложечкой сахар в чашке, потом взяла рюмку и, не смакуя, залпом выпила весь коньяк. Закурила.
– Белова ее фамилия. Бе-ло-ва! – раздельно произнесла она, пуская на него дым. – Отца у нее нет, мать пьяница, Верка от нее сбежала. Дома сестренка младшая осталась. Верка все хотела денег побольше заработать и к себе забрать. А потом, как с тобой закрутилась, поняла, что ничего ей не светит, и давай задний ход. Поеду, говорит, обратно, в Кинешму, выучусь как-нибудь на парикмахера, а то и сестренка моя по той же дорожке пойдет. Втемяшилась ей в башку эта парикмахерская…
– Погоди, она же из Иванова, я же хорошо помню, она говорила, что из Иванова.
– Да? Ну, значит, соврала.
– Кому соврала? Мне или тебе?
– А почем я знаю, кому она врет?
Алексей замолчал. Это был снова тупик. С таким же успехом