– Рассказывай, что по ответственному работнику удалось накопать? Наш пассажир?
Все как-то разом облегчённо выдохнули. И от этого хорового вздоха разом улучшилось настроение. Несмотря на ночь, проведённую в политическом изоляторе, несмотря на издёвки Никифорова и наперекор всем жизненным обстоятельствам, Денис понял – он точно не один. Есть рядом те, кто подставит плечо. Настоящие товарищи. Почему-то резко зачесалась переносица и стало горячо глазам. Денис глухо кашлянул, и минутная слабость отступила.
– Ну, что сказать, Савельич… пассажир, судя по всему, наш. Юлит, глазки бегают. Толком объяснить, где в тот вечер был, не может. Знакомство с Глафирой вообще сначала отрицал, пока про его командировку в её деревню не напомнили. Когда понял, что запираться глупо, начал бровками играть и документы на столе судорожно так с места на место перекладывать. А потом и вовсе – сослался на срочные дела в наркомате и нас выставил.
Петрович говорил размеренно, с толком, с чувством, с расстановкой, всем своим видом показывая, что сегодня обычный рабочий день с обычной такой планёркой, а что московского следователя тут нет, так в этом тоже ничего удивительного. Мало ли куда тот мог подеваться. Куда старший опергруппы его отправил, туда и подевался. Денис Савельевич тут главный в расследовании. И московский важняк это негласное правило понял и принял безоговорочно, чем заслужил уважение Петровича.
Денис усмехнулся:
– А вы что?
Петрович пожал плечами:
– А что мы? Мы – пошли восвояси. Нет против него улик твёрдых. Только косвенные да ещё наши догадки. А на таком материале – далеко не уедешь.
– Да… – Денис побарабанил пальцами по столу. – Нам комитет партии с такими нашими доводами задержание коммуниста, да ещё который в наркомате служит, точно не согласует.
Владлен непонимающе вздёрнул брови:
– А зачем там согласовывать? Какая разница – коммунист или беспартийный? Раз виновен – в кутузку его!
Петрович инстинктивно вжал голову в плечи, быстро оглянулся на дверь и отвесил Владлену отеческий подзатыльник:
– А коли не понимаешь в чём дело, так и помалкивай!
Владлен засопел обиженно, но огрызаться на Петровича поостерёгся, только шёпотом спросил Митьку:
– А чего это он?
– Нельзя коммуниста или комсомольца при должности без согласования райкома или комитета арестовывать, – так же шёпотом в самое ухо Владлена пояснил Митька. – А ты про такое тут больше не спрашивай. Мало ли кто услышит.
– Значит, надо искать улики. – Денис потёр висок, который вдруг начал наливаться чугунной тяжестью. – Для начала…
Но договорить он не успел: дверь распахнулась и на пороге появился дежурный милиционер. Он сердито оглядел кабинет и раздражённо бросил:
– У вас что, трубка неправильно лежит? По внутреннему дозвониться до вас не могу! Пришлось самому идти. А у меня там – пост! Ожарова к Малькову. Срочно!
Денис быстро глянул на телефонный аппарат. Трубка лежала нормально, но проблемы со связью были почти обычным делом, поэтому он, ничему не удивляясь, поднялся с места, тяжело вздохнул, одёрнул гимнастёрку и зашагал к двери.
Но не успел он сделать и нескольких шагов по коридору, как его за рукав поймал Борис Терентьевич Игнатьев. Он привычным жестом поправил на носу сломанные очки и сердито бросил:
– Слушай, Ожаров, мне тут пальто по твоему делу принесли…
Денис остановился, словно налетел на невидимую преграду. Слово «пальто» было для него спусковым крючком, запускающим необратимую реакцию. Он молча смотрел на Игнатьева и ждал, торопить эксперта бесполезно – это было известно всему Угрозыску и Прокуратуре.
– Так вот, я тебе ответственно заявляю: та нитка, которую принёс мне ты, совсем не из того пальто, которое приволок мне вчера Никифоров. – Игнатьев ещё сильнее насупился и гневно сверкнул глазами на Дениса, словно тот был виноват в этой неразберихе и ненужном отвлечении занятого человека по всяким пустякам.
Но Денис даже не заметил настроения Игнатьева. Он крепко ухватил его за плечо, наклонился к самому лицу и негромко, почти шёпотом спросил:
– Заключение готово?
Борис Терентьевич опешил. Ожаров был с ним всегда дружески почтителен, пусть с лёгкой ноткой снисхождения, потому как Борис Терентьевич и сам прекрасно понимал, что иногда перегибает палку, но ведь – экспертиза же, очень важная составляющая следствия! А тут смотрит старший уполномоченный прямо в глаза Борису Терентьевичу, и во взгляде ни привычной доброжелательности, ни улыбки, а только кусочки льда и непонятое упрямство.
Денис ждал, только рука на плече эксперта сама собой сжималась всё сильнее. Игнатьев фыркнул, освободил плечо и, протянув ему серый бланк официального заключения, сухо, почти с обидой бросил:
– Готово, товарищ Ожаров!
Денис кивнул, выхватил из узловатых пальцев Игнатьева заключение и так же тихо и серьёзно предупредил:
– Ты молчи пока про заключение, Борис Терентьевич, никому не говори. Ты ведь мне первому всё рассказал?
– Не скажу. Какие-то тайны Мадридского двора разводите там у себя, – буркнул Игнатьев, раздражённо потерев плечо. Помолчал пару секунд и добавил: – До завтра не скажу. А завтра всё равно Малькову доложу.
И когда Денис уже развернулся, чтобы бежать дальше, проворчал ему в спину:
– Не ищите меня сегодня. Я весь день в фотолаборатории буду. Иванов плёнки для проявки принёс. Торопит, как на пожар. Всю дорогу у вас так. Хватай мешки – вокзал отходит.
Денис обернулся, и губы его невольно поползли в улыбку. Значит, плёнки фотографические. Это хорошо!
Он дошёл до кабинета начальника и на секунду замер у двери. Снова поправил гимнастёрку, застегнул верхнюю пуговицу и только потом решительно взялся за ручку двери.
Ничего! Бой ещё не проигран. Сейчас бы день простоять, ведь ночь он уже продержался. А там, глядишь, и помощь подоспеет. Главное – не позволить Никифорову дело закрыть. Иначе зачем он, Ожаров, тут находится? Он обязан защитить советских граждан от изувера, и никто ему в этом помешать не сможет.
Денис вошёл в кабинет и ничуть не удивился, увидев там, помимо Малькова, ещё и Никифорова. Быстро он обернулся. Впрочем, чему тут удивляться? В ГПУ, пусть оно теперь и по-другому называется, всегда умели быстро добиваться нужного результата. И ведь не докажешь Никифорову и прочим, что нужный результат не всегда правильный.
Денис по-военному выпрямил спину и вскинул подбородок, но к столу не пошёл, дожидаясь, что ему скажут.
Мальков, кажется, этого лёгкого демарша не заметил, устало махнул рукой и нетерпеливо бросил:
– Чего на пороге встал, Ожаров? Проходи. Нам вот товарищи госбезопасники подсобили, признание злодея принесли.
Перед Мальковым на столе лежали исписанные ровным убористым почерком листы бумаги – судя по всему, протокол допроса Рыкова. Но Денис готов