Харитон долго не задержался. Минут через десять не спеша подошел к товарищам, остановился на берегу:
— Так что езжайте, хлопцы…
Бузиновские школьники, Харитоновы одноклассники, его товарищи, те, с которыми он не раз ссорился, а то и за грудки хватался, с которыми столько играно, столько шучено, какое-то время оцепенело молчали, глядя на Харитона. Шутит он или всерьез говорит? Пошутить-то он мастер…
Харитона пробрала непонятная дрожь, печально стиснуло сердце. Пока не были сказаны эти слова — «езжайте, хлопцы», — не подумал он, что в его жизни наступает такая большая нежданная перемена. Семь лет пробегал в Бузиновскую школу, ссорился и дружил с этими ребятами, сидел рядом с Яриськой, и все это должно было остаться в прошлом. Больше не побегает он вместе со всеми возле школы во время перемены, не услышит голосов друзей, не увидит Яриськи…
На глаза навернулись слезы. Харитон испугался — вдруг сейчас расплачется при всех.
Ребята поняли, что их товарищ не шутит.
Но все же кто-то из них хмуро спросил:
— Ты правда, Колумб, остаешься?
Харитон не спешил подтвердить сказанное. Еще есть время. Еще можно прыгнуть в баркас, взяться за весло, взмахнуть им в полную силу, засмеяться, сказать ребятам, что он пошутил, переплыть Десну, завтра пойти в школу, встретить Яриську, услышать от нее ласковое слово, убедиться, что это она подшутила над ним… Но сразу вспомнил, что ни Яриська, ни ее мать не шутили: он им чужой. Если и есть кто-то у него, так это дедушка Андрей Иванович.
— Остаюсь… — вздохнув, произнес он.
Ребята выпрыгнули из баркаса, окружили друга:
— Колумб, ты насовсем?
— Харитон, как же так?
— Ты нас не забывай…
У Харитона из глаз бежали слезы, а он их не замечал. Сразу посерьезнели его одноклассники.
— Ну ладно, Харитон… Видно, иначе нельзя…
— Андрей Иванович хороший. Каждому бы такого деда!..
— Будь счастлив!
— Не забывай!..
По-взрослому жали ему руку, а он заглядывал каждому в глаза, что-то обещал, о чем-то просил, сам толком не понимая, чего ему хочется.
Вскоре баркас отчалил, зашумела вода на быстрине, разлетелись от весел брызги.
Харитон стоял на берегу и смотрел им вслед. На душе было пусто. Как у того, кто навсегда утратил что-то дорогое, не получив взамен пока ничего — ни хорошего, ни плохого…
Перед Харитоном открывалась новая, не прочитанная еще страница жизни. Книга прожитого, минувшего с каждым взмахом весел, с каждым метром, пройденным баркасом, медленно закрывалась.
Баркас повернул за песчаный выступ, туда, где виднелся зеленый куст тальника, затем исчез из виду. Харитон вздохнул, тщательно вытер слезы и медленно поплелся к своему новому дому.
II
Когда Андрей Иванович, услышав на улице шум, выглянул в окно и узнал среди бузиновских школьников Харитона, он сразу понял, что произошло именно то, чего он так терпеливо ждал.
Подавленным вернулся тогда из Бузинного старый учитель. Тяжело ему было примириться с мыслью, что хата, в которой жила Галина, навсегда опустела. Еще тяжелее сделалось, когда он увидал Харитона, осунувшегося, отчужденного, в том состоянии, о котором говорят: «Человек не в себе». А когда внук отказался перейти к нему, совсем опечалился. Андрей Иванович, человек умный и наблюдательный, не мог не понять причины отказа — все это подстроила лесничиха, чтобы привлечь к себе сердце сироты. У старого учителя сложилось определенное мнение об Антонине. Он редко ошибался, но одного лишь не мог понять: с какой целью взяла на себя роль воспитательницы эта женщина, сама недостаточно воспитанная.
Позже, на обратном пути, немного успокоившись на досуге, Андрей Иванович понял, что Харитон все равно не приживется в семье лесника. Рано или поздно раскусит благодетельницу лесничиху. Он уже не ребенок, в нем формируется юноша. Что будет именно так, Андрей Иванович не сомневался и даже немного успокоился, посчитав, что подобная «школа» полезна будет Харитону, научит разбираться в людях. Одного, правда, не предвидел учитель — что Харитон так быстро разберется во всем.
Как оказалось, внук приехал не к деду, а в уголок живой природы. Человек тактичный, Андрей Иванович не стал торопить события, надоедать Харитону, тянуть его в дом насильно. Заботливый дедушка и гостеприимный хозяин, он пригласил Харитона в дом так, будто и предлагал и не предлагал ему это: поступай, мол, как тебе подскажет сердце.
Ни на минуту не отошел он от окна. Затаив дыхание, тревожно прислушивался к детским голосам, угадывал, что там идет веселая перепалка, слышал, как гости смеялись, старался различить в общем гаме голос Харитона.
Андрею Ивановичу очень хотелось, чтобы внук жил у него. Причин этому было немало. Прежде всего — долг перед погибшей дочерью. Кому, как не ему, воспитывать ребенка Галины? Хотелось вырастить из этого хлопца настоящего человека. Ну, а потом — и это, пожалуй, самое главное — мечтал одинокий учитель иметь возле себя родную живую душу.
Всю жизнь он был в гуще людей. В детстве — большая семья рыбака Громового; в юности — комсомол и студенческая среда; позднее, перед войной, — ученики, учителя, односельчане; в войну — партизанская боевая семья; после войны — снова в самом водовороте народной жизни. И все время рядом с ним шла верная подруга Екатерина Федоровна, сын Вадик, а затем и Галинка. Казалось, так будет всегда. Первым, словно яблоко от ветки, оторвался сын. Окончил институт, направили парня на работу. И теперь разве что иногда прочитает в газете либо по радио услышит старик сыновье имя да иной раз получит письмо. Неожиданно покинула семью Галина, тяжкой болью отозвалось это в сердцах родных. Ну, а потом скончалась Екатерина Федоровна…
Единственным утешением его стариковской жизни, полной раздумий, воспоминаний и болезней, остались односельчане, те, кого он воспитал за многие годы учительства, да еще великая вера, что эти люди никогда уже не будут знать ни нужды, ни страшных бедствий войны…
С нетерпением ждал Андрей Иванович конца экскурсии. Зайдет Харитон или пройдет мимо?
Он вошел в дом без стука. Харитон знал, что к учителю без стука входить нельзя, но решил, что раз Андрей Иванович ему доводится дедушкой, то можно входить как к своему человеку. И Харитон не ошибся — этим он очень обрадовал Андрея Ивановича, который именно так и понял поведение внука.
Какое-то время дед и внук разглядывали друг друга, будто виделись впервые, будто один старался прочесть мысли другого. И каждый заметил в другом что-то новое, ранее неизвестное, даже не подозреваемое.
Андрей Иванович внимательно вгляделся в мальчика, несмело остановившегося у порога и теребившего в руках кепку. Это был Харитон и не Харитон.