Я лежала неподвижно, вглядываясь в темноту и слушая его дыхание. Оно было ровным, но слишком уж нарочито спокойным. Муж не спал. Я чувствовала это каждой клеточкой своей кожи. Он ждал. Ждал, пока я расслаблюсь, совершу еще одну ошибку, может быть, заговорю во сне.
Прошел час. Может, два. Тело затекло от напряжения, но я боялась пошевелиться. Мысли метались, как загнанные звери.
Завтра. Нужно достать деньги. Как? Снять по чуть-чуть… но он отслеживает все траты. Нужно придумать причину. Подарок свекрови? Нет, он перепроверит. Что-то для ребенка?
Да, возможно…
Вдруг он резко перевернулся. Я зажмурилась, изо всех сил изображая сон. Чувствовала его тяжелый взгляд на себе. Потом он встал. Я едва сдержала вздох облегчения, когда его шаги удалились в сторону двери. Он вышел из спальни.
В туалет?
На кухню?
Инстинкт кричал, что это шанс. Шанс проверить самый страшный вариант.
Я отсчитала тридцать медленных секунд, потом бесшумно соскользнула с кровати и на цыпочках подкралась к двери. Приоткрыв ее на миллиметр, выглянула в коридор. Добежала до лестницы и посмотрела вниз. Свет в туалете и на кухне был выключен. Но из-под двери кабинета Макара пробивалась узкая полоска света.
Сердце упало. Он не спал. И он был в своем логове, где хранились все документы, где был его компьютер, его второй, «рабочий» телефон, о котором я знала, но никогда не видела.
Я прикрыла дверь и, не в силах совладать с любопытством и страхом, спустилась в холл. Пересекла гостиную и оказалась перед дверью его кабинета.
Прильнула ухом к тонкой перегородке.
Сначала было слышно лишь гудение системного блока. Потом – щелчок мыши. Еще один. Затем – приглушенный, но отчетливый звук голоса. Он говорил по телефону. Я не могла разобрать слов, но интонация была жесткой, деловой. Никакого алкогольного хрипа.
И тут до меня донеслось одно-единственное слово, произнесенное с холодной, хищной четкостью:
– …проверить… все ее транзакции… за последний месяц… Да, и наличные снятия… Особенно сегодняшние…
Ледяная волна страха накатила на меня с новой силой. Он не поверил. Ни на секунду. Его уход на «работу», его пьяный спектакль – все это было ловушкой. Он проверял меня. А теперь запускал механизм тотального контроля.
Я отшатнулась от двери, едва не поддавшись паническому желанию побежать наверх и запереться в нашей спальне. Но это бы его только разозлило. Я должна была играть свою роль до конца.
Я вернулась в кровать и натянула одеяло до подбородка, стараясь унять дрожь. Через несколько минут свет в коридоре погас, и его шаги вернулись в спальню. Он снова лег, и на этот раз его дыхание стало глубоким и ровным. На этот раз он действительно уснул, уверенный в том, что взял ситуацию под контроль.
А я лежала и смотрела в потолок, в котором мерещились глаза камер. Он охотился. И, как и сказала Катя, мы с ней были дичью. Но дичь, загнанная в угол, способна на отчаянные поступки.
План Кати рухнул.
«По чуть-чуть» снять деньги уже не получится. Нужно было действовать быстрее, рискованнее и умнее.
У меня оставался один, отчаянный козырь. То, о чем не знал ни Макар, ни, к счастью, Катька Васильева. Старая, потрепанная кредитка, оформленная еще до замужества на мое девичье имя, которая годами лежала на дне коробки с детскими вещами дочери. На ней не было больших денег, но их было достаточно, чтобы купить билет. Один билет. В один конец.
Он проверял “мои” счета. Но эту карту Макар найти не мог.
Рассвет застал меня с открытыми глазами. В голове созрел новый, безумный план. Я не могла ждать выходных. Я не могла собирать вещи. Мне нужно было бежать. Сегодня. Сейчас. С одной сумкой. С дочерью на руках.
И для этого мне нужно было обмануть не только мужа, но и свою новую «союзницу». Потому что пять миллионов были ей нужны гораздо больше, чем мое спасение. А я не собиралась отдавать ей последнее, что у меня осталось.
Игра действительно началась. Но теперь я знала правила. И сделаю все, чтобы выжить.
Глава 44.
Рассвет только начинал размывать черноту ночи за окном, окрашивая небо в грязно-серые тона, когда я услышала, как Макар повернулся и его дыхание сменилось на ровное, глубокое и уже по-настоящему спящее. Алкоголь и ярость окончательно выпустили его из своих когтей.
Сердце принялось колотиться с новой силой. Сейчас или никогда.
Я заставила себя отсчитать еще двадцать томительных минут, лежа неподвижно и вслушиваясь в каждый звук. Потом, двигаясь как тень, я соскользнула с кровати. Каждый скрип пружины казался мне пушечным выстрелом.
Макар не шелохнулся.
Я не стала одеваться — только на цыпочках выскользнула из спальни и прикрыла за собой дверь. Первым делом — к комнате дочери. Тонечка спала, беззаботно ворочаясь в своей кроватке, зажав в руке плюшевого зайку. Ее спокойствие было мне щитом.
Ради этого стоит бороться.
Я прикрыла дверь ее комнаты и, переведя дух, двинулась к своей цели — небольшой кладовке на втором этаже, где хранились детские вещи «на вырост». Сердце бешено стучало, в висках пульсировало.
Я знала, что Макар мог проснуться в любую секунду.
В кладовке пахло нафталином и старыми книгами. На ощупь, в полумраке, я нашла ту самую картонную коробку. Под пачкой распашонок и маленьких ползунков мои пальцы наткнулись на жесткий пластик. Старая, потертая кредитка на имя Олеси Костровой. Той самой, которой я была до того, как стала Тихомировой.
Я сжала кредитку в кулаке, словно это был единственный спасательный круг в бушующем океане. На счету было немного — тысяч сорок, не больше. Но этого хватило бы на билеты и на первые дни в неизвестности.
Вдруг снизу донесся скрип. Я замерла, вжавшись в стену, готовая в любой момент броситься в комнату к дочери и притвориться, что укачиваю ее. Но все стихло. Старый дом просто жил своей жизнью, пугая меня каждым своим вздохом.
Мне нужно было идти на риск.
Большой риск.
Я спустилась вниз, в гостиную. Стеклянные осколки все еще лежали на полу, как напоминание о вчерашнем безумии. Я обошла их, подошла к тумбе, где лежал мой телефон. Рука дрожала.
Я включила его. Яркий экран ослепил в темноте. Предупреждение от оператора о разряженной батарее. Еще