Через пару минут Денис удовлетворенно кивнул.
– Чисто. Но номер сменим. – Он достал из того же чемоданчика новый, простенький смартфон и быстрыми, ловкими движениями перенес на него мои контакты. – Вот. Лишь несколько доверенных номеров. Максим Викторович, я, Артем Викторович, Леонид Игнатьевич. И больше никого. Пока.
Он протянул мне телефон.
Он был легким и каким-то безликим в руке. Символичным началом новой, полной паранойи жизни.
– С этого момента, Серафима, вы не остаетесь одна нигде, кроме этой квартиры, – голос Артема Викторовича снова стал деловым. – У подъезда дежурит наша машина. В офисе – своя охрана. По городу вас будет сопровождать один из наших сотрудников. Ненавязчиво.
Макс мрачно кивнул.
– Я сам отвезу ее и заберу с работы.
– Именно так, – подтвердил мужчина. – И последнее. Леонид Игнатьевич просил передать. Он сказал: «Скажите ей, что кролик не только убегает. Иногда он кусается. И у него очень острые зубы».
С этими словами они также тихо и незаметно удалились, оставив нас с Максом наедине с новым телефоном, новой реальностью и старой папкой на столе.
Макс первый нарушил тишину.
– Ну что, кролик? – в его голосе прозвучала сдавленная улыбка. – Готова кусаться?
Я ухмыльнулась и вновь посмотрела на экран ноутбука, на разоблачающие документы, а потом на новый, стерильно-чистый телефон в своей руке.
– Больше чем готова, – ответила я, и впервые за этот вечер моя улыбка была без единой капли напряжения. – Они развязали эту войну. Пусть теперь не жалуются на ее правила.
Я ткнула пальцем в распечатку.
– Завтра же с утра мы идем к Леониду Игнатьевичу. У меня есть для него кое-что поинтереснее, чем пустые угрозы.
– Фима, если честно, я начинаю тебя бояться. Не думал, что ты так страшна в гневе. Просто акула какая-то.
Я пожала плечами и сладко потянулась. А затем поднялась с кресла.
– Я просто жутко проголодалась и сейчас с удовольствием чего-нибудь схомячила.
– Идем, кролик, у меня для тебя есть морковный торт. Собственного производства, на минуточку, - Макс улыбнулся, а затем приобнял меня за плечи и повел на кухню. Я была ему благодарна, а еще мне все еще было немного страшно оттого, что между нами происходит. Ведь он поцеловал меня, а это и правда многое значит для нас обоих. Как сказала няня Анна, то, что происходит сейчас между нами... хрупко. Очень. Один неверный шаг, одно неосторожное слово — и Макс снова закроется, как раковина.
Вот этого я боялась больше всего. Поэтому старалась вести себя осторожно. Но как… как это сделать, когда рядом со мной был такой потрясающий мужчина. Во всех смыслах.
Глава 31.
Мы сидели на кухне, доедая кусочки невероятно воздушного морковного торта, который Макс, оказывается, испек сам. В доме было тихо — Степа спал. Няня Аня ушла домой. Между нами висела невысказанная напряженность. Романтический поцелуй был, а вот его продолжение могло и не произойти.
И мне почему-то из-за этого было страшно.
Вдруг Макс отодвинул свою тарелку и посмотрел на меня таким пронзительным, серьезным взглядом, что у меня перехватило дыхание.
– Ты боишься, что я могу разбить тебе сердце? – тихо спросил он. – Как твой муж?
Я только кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Он словно прочитал мои мысли. То, что я не смела сказать вслух.
– Я не Роман, – сказал он, и мое сердце упало. Вот оно. Начало конца. Но он продолжил. – И никогда… не причиню тебе боли. Ты просто меня еще не знаешь.
– Максим, я… и правда боюсь. И, наверно, еще не готова к новым отношениям. Я ведь еще замужем. И боль… вот здесь, - коснулась ладонью груди, в районе сердца, - еще не прошла.
– Я знаю. То есть понимаю, что значит эта боль, - положил ладонь на мою руку. - Но я готов подождать, если и ты готова.
– Готова? К чему?
– Начать новую жизнь без боли. С мужчиной, который готов сделать тебя счастливой. И сам быть счастливым.
Я наклонила голову и коснулась губами его ладони. Внезапный порыв, который я не смогла сдержать.
– Расскажи мне о том времени, когда ты был счастлив.
Он глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, и начал говорить. Его голос был ровным, но в нем чувствовалась давняя, привычная боль.
– Мы с Варей... мы были детьми. В прямом смысле. Соседи по даче. Я таскал за косички, она обливала меня из шланга. Потом школа, первая любовь, первый поцелуй, первая драка из-за нее... Университет. Я пошел на экономиста, она – на дизайнера. Мы были абсолютными противоположностями. Я – серьезный, замкнутый. Она – шумная, яркая, вся в красках. Все говорили, мы не пара. А мы... мы просто не могли друг без друга.
Он замолчал, глядя куда-то в прошлое, и на его губах играла легкая, печальная улыбка.
– Она научила меня жить. По-настоящему. Быть счастливым. Видеть красоту в привычных вещах. Таскала меня на вернисажи, в театры, заставляла гулять под дождем и есть мороженое зимой. Я научил ее... ну, я думал, что я научил ее быть осторожнее. – Его голос дрогнул. – Не получилось.
Он закрыл глаза на секунду. И ладонью сжал кожу, словно хотел стереть все слезы.
– Степа был запланированным счастьем. Мы его так ждали... Она шила ему одеяльце сама, знаешь? Смешными разноцветными зверями. Говорила, что он будет таким же ярким. – Макс сглотнул ком боли, и я сжала губы. Это и правда было больно. – А потом... тот самолет. Ее командировка. Она должна была вернуться вечером. Я приготовил ужин. Купил цветы. Степка тогда еще плохо ходил, но он тащил меня к окну и показывал пальчиком на каждую пролетающую птицу: «Мама?».
Тишина в кухне стала вязкой.
Я видела, как сжимаются его кулаки на столе. До белых костяшек, которые хотели разбить столешницу, только чтобы стало легче. Только чтобы избавиться от боли, разрывающую его сердце в стеклянную крошку.
– Мне позвонили. И мир перестал существовать. Остался только маленький сынок, который тыкал пальцем в небо и звал маму, которая никогда не вернется.
Он поднял на меня глаза. В них стояла такая бездонная боль, что мне захотелось обнять его и никогда не отпускать.
– В тот день… я умер. Просто мое тело продолжало дышать, потому что