Милый папка! Только в эту минуту я поняла, как дорога жизнь и мне еще сильнее захотелось жить! Санинструктор перевязал меня, а в это время немцы подошли к нам с трех сторон и были уже в метрах 30. Ком. роты приказал нам троим прикрывать огнем отход наших людей на новые позиции. Когда немцы приблизились на 10—15 метров, здесь передо мной, отец, стал вопрос: «Быть или не быть?!». В эти минуты я была совершенно спокойна и хладнокровна, взяла зарядила карабин и решила: умру, но не сдамся… И вдруг мелькнула мысль рискнуть. И я рискнула… С четвертой стороны немцы были в 80—100 метрах и был один шанс из ста, что одна из траншей не занята гитлеровцами… Гранаты рвались у самой головы, пули свистели, а я ползла, ползла… Потом встала и побежала… Спасена!.. Свои!..
Хочу поделиться маленькой радостью, а радость эта такая: бойцы, с которыми я лежала в болоте по двое и более суток, промокшая до костей, оценили это. Сколько любви, внимания, беспокойства они проявили во время боя ко мне! «Тонечка, ложись!», «Ниже голову, милая!», «Чертенок, ползи!», «Сестренка!», «Доченька!», «Перевяжи, родная!»… А когда с передовой меня отправили в санроту, то сами раненые бойцы несли меня на руках. Я рада, папа, что за этот короткий срок пребывания на фронте сделала все, что было в моих силах. Сейчас одна мысль, одно желание — скорее в строй и вперед! Вперед!..
Привет и поцелуй маме и Кларусе.
18 марта.
Милые папа и мама!
Все еще нахожусь среди четырех стен в глубоком тылу. Надоело до жути, но придется еще наверное с недельку побыть здесь. Ася Ляхова лежит в одной палате со мной. Видно, судьба быть вместе! (Она ранена тоже 25 февраля).
Дня три, ежедневно часа по два, слушаю хорошую музыку. Играет один больной. Когда я спускаюсь в вестибюль по лестнице, он всегда играет специально для меня мелодию на слова Есенина: «Ты жива еще, моя старушка, жив и я. Привет тебе, привет!». Я оказалась его постоянной и любимой слушательницей.
Хочется скорее узнать, как вы живете и здоровы ли. Как учатся ребятенки? Пусть моя маленькая сестренка, мой золотой «колокольчик» слушает своих маму и папу. Кларушка! Рисуй мне больше и что-нибудь напиши.
Вот и все. Пишите. Будьте здоровы, целую крепко.
23 марта.
Здравствуйте, дорогие папа и мама!
Скоро будет месяц, как я бездельничаю — отираюсь по госпиталям. Так надоело, что хочется бежать. Бежать от госпитального режима, от постели, сияющей белизной, от работников в белых халатах. Бежать туда, где рвутся снаряды, к любимым бойцам, к своей винтовке-снайперке. Невольно приходят на память слова, прочитанные в одной из книг: «Лучше умереть героем, чем жить рабом». Я люблю жизнь, но щадить ее не буду. Я люблю жизнь, но смерти не испугаюсь. Жить, как воин, и умереть, как воин, — вот как я понимаю жизнь. Я беспокоюсь и думаю о вас. Волнует здоровье папы, тем более, что за целый месяц я не получила ни одного письма. Пишите мне на этот адрес, который я дала вам в одном из писем. Скоро выпишусь. Будьте здоровы, мои дорогие! Целую вас крепко-крепко. Клару обнимаю и много-много раз целую. Привет всем.
26 апреля.
Дорогие мои папуська и мамочка!
Наконец-то я среди своих людей, в своей части! Еще раз убедилась в истине слов: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет»…
Высылаю маленькую вырезку из газеты. Прочтите.
26 июня.
Милый папа!
Вчера получила от тебя письмо, написанное 29 мая 1943 года. Не можешь представить, сколько радости доставили эти родные строки.
За то время, как я снова нахожусь в своей части, у меня произошло много изменений. Принятие присяги, присвоение звания ефрейтора и, наконец, получение правительственной награды обязывают меня еще серьезнее и энергичнее взяться за свое любимое дело, совершенствовать снайперское мастерство. Ты понимаешь, папа, что теперь я уже не могу, да и не хочу быть в тылу, я не представляю себе, как можно быть на фронте и не быть на передовой.
Тяжело видеть сожженные села и города Калининской области. Два дня тому назад были на тактических занятиях. Проходя через деревни (если их можно так назвать. По существу нельзя, так как нет ни одного дома), я видела измученных, изнуренных людей, которые на себе испытали варварскую руку фашизма. В одной из деревень во время привала к нам подошла старушка, которая рассказала следующее: два месяца фашисты издевались над мирными крестьянами, два месяца они насиловали девушек, избивали стариков, грабили колхозное добро, охотились за маленькими плачущими детьми, которых живьем бросали в колодец. И эта старушка — мать четырех воинов — со слезами на глазах подвела нас к колодцу, куда было сброшено 22 советских ребенка, таких же маленьких и любимых матерями, отцами и сестрами детей, как наша Клара. И вот все это заставило меня много думать.
Знаешь, папа, я счастлива, что в дело великой освободительной войны и я вношу свою долю стараний. Представь, что после войны я смогу честно и спокойно посмотреть в глаза советскому человеку, смогу с гордостью сказать, что и я оберегала радостную жизнь своей сестренки. А ведь будущее принадлежит нам. Я своей кровью защищаю и отстаиваю эту жизнь.
Сейчас учусь в полковой школе младших командиров на курсах снайперов. Сама учусь, обучаю новичков, в общем усиленно готовимся к предстоящим боям. Немножко подкачал мой правый глаз, но я не унываю и приспособилась целиться через оптику левым глазом. Постараюсь, чтобы ласковое и нежное слово «снайперишка» (так называют меня друзья) в грядущих боях звучало грозно — снайпер. Целую тебя крепко-крепко.
3 августа.
Милая мамочка!
Письмо и открытку, написанные тобой, получила. Очень рада и благодарна за то, что ты меня, родная, не забываешь. Я здорова и физически, и морально, только иногда появляется безумное желание — немедленно видеть вас,