Их чёрная шкура раньше сливалась с тенями между деревьями, делая их почти призрачными. Но сейчас они не прятались. Они охотились.
Три хищника двигались с той смертельной грацией, которая заставляет кровь стынуть в жилах. Шесть лап каждого работали в идеальном ритме, создавая гипнотический танец смерти. Когти бесшумно цеплялись за землю, мускулы перекатывались под тёмной шкурой волнами сдержанной мощи. Их жёлтые глаза горели холодным огнём, а из приоткрытых пастей капала слюна.
Афина рядом со мной напряглась, словно стальная пружина. Её шерсть встала дыбом, от неё исходили волны плохо сдерживаемой ярости. Но даже она понимала — против троих таких тварей мы долго не продержимся.
— В ущелье! Живо! — рявкнул я, хватая Красавчика с плеча.
Адреналин хлынул в кровь, обостряя все чувства до предела. Звуки стали громче, краски — ярче, время словно замедлилось. Горностай пискнул от неожиданности, но не вырывался — он доверял мне.
Мы кинулись вперёд, как загнанные зайцы. Ущелье было достаточно узким — метра полтора в самом широком месте. Стратегически правильный выбор — здесь они не смогут развернуться в полную силу, использовать своё численное преимущество.
За спиной раздался протяжный вой — один из хищников дал сигнал стае. Звук был глухим, вибрирующим, он отражался от каменных стен и накатывал на нас эхом со всех сторон. В нём слышались голодные нотки предвкушения.
Камни под ногами были влажными и скользкими, покрытыми каким-то склизким налётом. Я поскользнулся на одном из них, едва удержавшись от падения. Пахло сыростью и чем-то кислым, отвратительным — гниющей плотью, застоявшейся водой и ещё чем-то неопределимо мерзким. Воздух здесь был густым, тяжёлым, он липко обволакивал лёгкие при каждом вдохе.
Стены ущелья поднимались по бокам на добрых четыре метра, серые от времени и поросшие чахлым мхом. Они нависали над нами, почти смыкаясь вверху, превращаясь в каменный коридор. Света проникало мало — лишь узкая полоска неба далеко наверху, и через несколько шагов нас окутал предательский полумрак.
Я остановился метрах в трёх от входа, прижавшись спиной к влажной каменной стене. Холод сразу пропитал одежду, добрался до кожи. Афина заняла позицию рядом, прикрывая фланг. Она дышала часто, но тихо — как опытный боец, контролирующий себя даже в критической ситуации. Красавчик на моих руках дрожал.
Выхватил нож, ощущая знакомую тяжесть рукояти в ладони. Готовился встретить атаку, прикидывая, сколько времени мы сможем продержаться. Может, минуту. Может, две, если повезёт. Клинок слабо поблёскивал в сумраке ущелья.
Тяжёлые шаги приближались к входу. Камни осыпались под их весом, раздавался скрежет когтей по камню. Я напрягся, сжимая рукоять ножа со всей силы.
Но когда хищники приблизились к входу в ущелье, произошло что-то совершенно неожиданное. Звери резко затормозили, словно наткнулись на невидимую стену. Их массивные тела замерли в каких-то пяти метрах от расщелины. Ноздри раздувались, принюхиваясь к чему-то, что висело в воздухе.
Самый крупный — явно вожак — осторожно вытянул шею в сторону ущелья. Его уши встали торчком, а губа приподнялась, обнажая клыки. Классическая поза изучения неизвестного запаха. Но едва он сделал ещё шаг, как тут же отскочил назад, издав низкое, вибрирующее рычание. В этом звуке я узнал интонации, которые слышал множество раз — предупреждение. Звук, которым хищник говорит сородичам: «Здесь опасно».
Остальные хищники нервно переминались с лапы на лапу. Их хвосты опустились, а в движениях появилась суетливость. Один из них даже присел на задние лапы — поза подчинения, которую я видел у волков, когда те сталкивались с более сильным хищником. Охотничья уверенность улетучилась, сменившись тревожным беспокойством.
Я понял, и мурашки пробежали по коже. В глубине обитало что-то настолько опасное, что даже эти существа Е-ранга инстинктивно его избегали. Похоже на то, как волки широкой дугой обходят медвежью берлогу, оставляя следы далеко от опасного места. Как медведи с уважением покидают территорию, где пахнет росомахой — зверем в разы меньше их, но более свирепым и непредсказуемым.
Иерархия хищников — закон, написанный кровью и инстинктами выживания. И эти твари чувствовали то, что недоступно человеческому обонянию: в каменной расщелине жило нечто, стоящее выше их в пищевой цепи.
Но стая лишь отступила и не ушла — выжидала.
А мы… Мы только что загнали себя прямо в логово.
Чёрт побери, а ведь рысь неспроста привела нас именно сюда. Она что-то знала об этом лесе, о том, что в это время сюда придут хищники. Заманила нас в западню, используя мою же настойчивость против меня.
Нет, неужели…
Холодок пробежал по позвоночнику, а в голове выстроилась ужасающе логичная картина.
Рысь была на утёсе. Она видела всю округу как на ладони. Она знала, где охотится эта стая. И она рассчитала время так, чтобы стая выгнала меня именно сюда, в это ущелье.
Она не убегала от меня. Просто загоняла в нужное место в нужное время.
Хищник всегда знает свою территорию лучше охотника. А эта рысь была не просто умной — она была гениальной. Она думала на несколько ходов вперёд, как гроссмейстер за шахматной доской. И спланировала всё до мелочей. Каждый ложный след, каждую смену направления, каждую минуту нашей погони.
— Чёрт, — прошептал я, всматриваясь в тёмную глубину ущелья. — Во что мы вляпались?
Афина рядом со мной напряглась ещё сильнее, её ноздри расширились, улавливая множество запахов из глубины расщелины. Она тихо зарычала — низко, угрожающе, и этом рычании звучало предупреждение. Её жёлтые глаза сверкали в полумраке, зрачки расширились до предела, улавливая каждый отблеск света.
И тут увидел…
Множество костей.
Они покрывали дно ущелья сплошным ковром — черепа различных размеров и форм, рёбра, лопатки, длинные трубчатые кости конечностей. Это был настоящий склеп под открытым небом, кладбище съеденных существ.
По размерам и очертаниям я узнавал останки оленей, кабанов, волков… Были тут и кости существ, которых я не мог идентифицировать — слишком крупные, слишком странной формы.
А среди них, заставляя меня содрогнуться, попадались и человеческие останки. Обломки рёбер, треснувший пополам череп с характерными глазницами.
Некоторые были совсем свежими, с ещё не высохшими остатками мяса, сухожилий и шерсти. На них копошились мухи и жуки-могильщики, создавая отвратительное жужжание. Другие кости были выбеленными временем, отполированными до костяного блеска годами дождей и ветров.
Но самое страшное — все без исключения носили следы мощных челюстей. Глубокие борозды от клыков пересекали черепа, как шрамы от сабельных ударов. Даже человеческий череп был проломлен одним точным укусом в затылок — классический медвежий приём убийства.
Это было не просто место кормёжки