Минуты в ожидании тянулись медленно. Игнат ходил туда-сюда, поглядывал в окно, но так и не заметил у хлевов ничего, что выдавало бы там присутствия Василисы – ни пустых ведер, ни вил, оставленных у дверей, ни знакомого скрежета двери. Тогда Игнат задумался. Нет ее в хлеву! Тогда где же она? Куда ушла?
На душе у него заскребли кошки. Василиса всегда была дома, а теперь ее, как назло, нет. Может, случилось что, пока его не было? Игнат вновь принялся ходить взад и вперед. Он то сжимал, то разжимал кулаки, начиная нервничать и злиться. И тут до него донесся звук стукнувшей калитки. Кто-то вошел во двор и направился к дому – по траве зашуршали торопливые шаги.
– Ну наконец-то! Явилась! – недовольно пробубнил он и крикнул, распахивая входную дверь, – Василиса! Иди скорее сюда, разговор есть!
Но в сенях стояла не Василиса, а Иринушка – раскрасневшаяся и запыхавшаяся. Тяжело дыша, она вошла и рухнула на лавку у двери.
– Мама? Ты чего прибежала? Случилось что? – нетерпеливо спросил Игнат.
– Случилось, миленький зятек. Случилось! Ты только не волнуйся, хорошо? – прошептала она.
Глаза ее были влажными от слез, губы подрагивали.
– Ну же, говори скорей! С Василисой что?
Иринушка поднялась, схватила Игната за плечи и проговорила:
– Василисушка-то наша на сносях! Едва дите не потеряла! Но ты не переживай, слава богу, все обошлось! Она сейчас у лекарки Настасьи, спит. Кровь остановили, и ребеночек внутрях остался.
Иринушка всхлипнула, прижала кончик платка к дрожащим губам.
– Счастье-то какое, Господи! – улыбнувшись, проговорила она, глядя вверх, в потолок, будто хотела через потолок рассмотреть самого Господа Бога, который подарил им такую долгожданную радость.
Игнат побледнел, как покойник, обхватил голову руками, лицо его сморщилось, будто он вот-вот заплачет. Но щеки его были сухими, ни одной слезинки не выкатилось из глаз.
– Как на сносях? – с глухим стоном спросил он.
– А вот так. Понесла от тебя моя доченька. Скоро ты отцом станешь, а я – бабушкой. А ты, зятек, не рад что ли?
Игнат посмотрел на тещу, пожал плечами, взгляд его был странный, будто испуганный.
– Поди просто захворала?
– Да что ты, миленький! Какая хворь? У нее уж живот виден. Не знаю, почему она тебе ничего не рассказала. Может, боялась сглазить или еще чего…
Игнат принялся ходить туда и сюда – точно так, как ходил до прихода Иринушки. Только теперь он уже не ждал ее, а думал, что с ней сделать. Убить, что ли? Лицо его пылало от гнева, кулаки сжались и уже больше не разжимались.
– Да не может этого быть! Наверняка, ошибка! – воскликнул он.
Иринушка фыркнула, лицо ее недовольно вытянулось.
– Какая ошибка? Ты, что же, с ней, как с женой не жил? – строго спросила она.
– Ну жил! – недовольно пробубнил он.
– И какая тогда может быть ошибка, если жена твоя от тебя понесла?
Иринушка схватила зятя за руку и повела за собой.
– Пошли, своими глазами увидишь и успокоишься! Василисушке теперь не сомнения, а поддержка нужна.
Игнат плелся за тещей с таким видом, будто она вела его на заклание – сгорбившись, понурившись, едва переставляя ноги. Перед глазами его стояла обнаженная, желанная Василиса, в голове звучали ее последние слова: “Через неделю буду ждать тебя на этом самом месте. Придешь – будешь счастлив со мной до конца своих дней. Ну а если не придешь, то больше никогда меня не увидишь…” И чем ближе они подходили к дому лекарки Настасьи, тем громче эти слова звучали внутри него и, в конце концов, и вовсе превратились в удары невидимого молота.
Иринушка, между тем, завела Игната в дом и он, не слыша ничего из того, что твердили ему обе женщины, отыскал глазами Василису, лежащую на лавке, и тут же направился к ней. Она лежала с закрытыми глазами, и кожа ее казалась белой и восковой, будто она была мертвая. Игнат наклонился, чтобы послушать, дышит ли она, и тут Василиса открыла глаза, да так резко и неожиданно, что мужчина вздрогнул, отпрянул от нее.
– Игнат… – слабо выдохнула она и прижала руки к животу, – У нас с тобой ребеночек скоро родится!
Игнат шел сюда с твердым намерением разоблачить вранье, но теперь, глядя на округлившийся живот жены, он понял, что она не врет. В чреве Василисы, и вправду, росло дитя. Под широкими юбками этого было не видно, но теперь, когда на ней была лишь тонкая сорочка, он явно видел эту ранимую, беззащитную женскую округлость. Все разом оборвалось у Игната внутри – все мечты, надежды, вспыхнувшие на стороне чувства – все полетело вниз, разбилось вдребезги.
А потом Василиса взяла его руку и приложила к своему животу, и Игнату почудилось, что там, внутри темной утробы, кто-то пошевелился. Говорят, отцы не умеют любить детей так, как любят их матери. Это неправда. Отцы любят их не меньше, а иногда и больше, просто редко говорят о своих чувствах. Сердце большого и сильного мужчины дрогнуло и затрепетало, едва он почувствовал шевеления маленьких ручек и ножек, глаза наполнились слезами. Он уже любил свое родное дитя, он уже хотел уберечь его от всех бед и напастей. Это был его ребенок, его кровь, его частица, его продолжение в этом мире. Слезы покатились по щекам, и Игнат, устыдившись своих чувств, отдернул руку от живота Василисы, отвернулся и вытер лицо ладонью.
– Чего раньше не сказала? – нарочито недовольным тоном проговорил он и, не дав жене ответить, продолжил, – Меньше надо тяжелые ведра таскать! Надсадилась, и вот, чуть выкидыш не случился! С этого дня будешь в постели лежать, я сам всю работу по дому буду делать.
– Вот и правильно, Игнатка! – хлопнув в ладоши, проговорила Иринушка, стоящая за его спиной, – Дай Василисушке отлежаться, позаботься о ней, а то у меня на душе неспокойно!
Игнат по-прежнему строго смотрел на жену, но злобы и ненависти в его глазах больше не было. Нет, он не убьет ее, не сможет. Все ушло, все стихло. Теперь Василиса не просто жена, она мать его будущего ребенка, а это совсем другое. Игнат уже в тот момент понял, что не уйдет к Зеленому озеру