Я поджимаю губы.
— Детский? — мой голос немного срывается. Да блин. И слова поперек горла встают комом, которые я с трудом выталкиваю из себя. — А, ну…Значит, как доводить меня до истерики за то, что я когда-то столкнулась с тобой возле туалета и нагрубила — так это ты считаешь нормальным, а за то, что твою девушку обосрали перед всеми в чате, ты ставишь зачет без лишних слов и считаешь по-детски мстить? Ты хоть видел, что про меня там теперь пишут, я хожу весь день, как дерьмом облитая. А потом ты… Знаешь, с каким лицом она на меня посмотрела после этого?… Пошел ты, вот что.
Я чувствую, как в глазах начинает жечь, а в носу становится мокро и резко отворачиваюсь, чтобы убежать к черту отсюда, прежде чем расплачусь. Чувствую себя так, словно он одним щелчком разрушил карточный домик под названием «наши отношения», который я так долго и кропотливо выстраивала, подтыкая со всех сторон, чтобы он не рухнул.
В этот момент, выкинув сигарету профессор резко разворачивается и на моем плече смыкается до боли его пятерня, дернув назад. Прямо в него. Я врезаюсь в его тело со всей силы, потому что он вообще ее никогда, блин, не контролирует. А он, наклонившись, обжигает губы жестким и внезапным поцелуем.
Какое-то время он увлеченно целует меня, даже не давая вырваться. Его рука сжимает мое плечо очень сильно, и когда я напрягаюсь, пытаясь вырваться, потому что даже его умелый поцелуй не может больше перекрыть ни боль от его захвата, ни паршивое настроение от предательства, только тогда он отстраняется и разжимает руку.
— Цветкова. — говорит он, выпрямившись. Я пальцем вытираю влажные губы. Сука, я хочу, чтобы он был менее идеален. То, что мы явно физиологически подходим друг другу и привлекаем друг друга — большая проблема для меня. Я не должна была с ним так долго целоваться. — Доебывать кого-то на зачетах и парах — правда слишком детская месть. Я к тебе был весьма милосерден.
— Иди к черту, блин! Какое милосердие?! А Тане тогда ты вообще свое прощение подарил? За какие заслуги?
— Тебя правда устроит, если я ее просто завалю?
— Ты ее уже не завалишь. Она уже получила зачет, меня бы устроило, если бы ты просто заставил пройти ее через то, что проходила я на твоих парах!
— И все?
— Ты даже этого сделать уже не сможешь. Но этого б было достаточно.
Он смотрит в сторону.
— Цветкова, ты святая. Удачно я тебя выбрал. Отмолишь мои грехи? Мне кажется, к тебе прислушаются, даже если речь будет идти обо мне.
Я прикрываю глаза.
— Придурок. Все, я ухожу. Простить не могу за такое, так что не пиши мне. — эта фраза получается какой-то дурацкой и сериальной, поэтому я растерянно замолкаю. Ну, как вышло, так и сказала. Что уж теперь.
Профессор, неотрывно глядя на меня, щелчком выбивает из пачки очередную сигарету.
— И надолго ты обиделась?
— Навсегда.
— М-м. Хорошо, я даже в этот раз отпущу тебя. Но знаешь что? — он прикуривает сигарету, пока я хмуро смотрю на него, уже немного жалея о своих словах. Блин, ну почему он просто не мог поиздеваться над Таней? Все обосрал, больно мне. И расстаться — больно и плакать охота, и закрыть глаза не могу на это.
— Что?
— Когда через недельку поймешь, что погорячилась, твои слова «Извини, я была не права» я приму только вместе с минетом в качестве извинений.
Моя бровь дергается.
— Я ненавижу тебя. Ты хуже всех, твоя сестра была права.
— Цветкова, может, пойдешь уже успокоишься? На твой мозг явно плохо влияет стресс.
— Заткнись. — выдохнув, я выхожу с балкона, хлопнув дверью. Какое-то время я иду по коридору, чувствуя, как в душе у меня разверзается маленький личный ад. Затем резко останавливаюсь посреди коридора.
Так, стоп.
Я тупо смотрю на линолеум, прокручивая весь разговор с самого начала. Да и вообще все наши отношения. Его взгляд на Таню, когда он отдавал ей зачетку. Блин.
Резко развернувшись, я бегу со всех ног обратно и с размаху открываю дверь на балкон. Чудовище все еще стоит там, прислонившись к перилам спиной и глядя на меня. Его бровь едва поднимается, когда он видит меня, запыхавшуюся после такой пробежки.
— Эй. Что ты там хочешь Тане сделать? — выпаливаю я. — Ты что, ее как и маньяка того?…
— Вау. Мозги заработали?
— Влад!!!
— Надо же. — он затягивается с усмешкой и выбрасывает окурок вниз. — Я впервые слышу свое имя из твоего рта. Какой-то праздник? Цветкова, убивать кого-то из-за сплетен — не перебор ли?
— Я надеюсь, это не сарказм? Таня, хоть и бывшая моя подруга, но она была ей. Она тупица и противная стерва, но это правда перебор. Нет. — я растерянно смотрю в сторону. — Я даже не из-за нее больше переживаю. Я за тебя переживаю! Не смей больше ничего подобного делать. Да и вообще, хрен с ней, с этой Таней. Я уже успокоилась.
Он приподнимает обе брови.
— Цветкова, кажется, ты меня бросила. Почему ты еще тут?
Я резко выдыхаю.
— Прости, пожалуйста. Я просто затупила, нервничала из-за зачета, и неправильно тебя поняла. Надо было поговорить, но я вышла из себя. Блин, я не подумала, прости… — я осекаюсь, глядя на него. На то, как он, чуть склонив голову набок, словно ждет чего-то от меня.
Затем я вспоминаю брошенные им слова насчет извинений. Да блин…
— Эй! Я же не буду это здесь делать!
— Да, жаль, что до тебя так быстро дошло. — с легким сарказмом говорит он. — Знал бы — ушел с балкона побыстрее в пустую аудиторию. Цветкова, иди уже на пару. После них заберу тебя.
35
После пар начинается чертов холодный дождь. Мне приходится бежать от института к машине ненормального, которую он по моей просьбе припарковал подальше, чтобы не сеять среди студентов новые слухи о наших отношениях.
Промокнув и продрогнув, я сажусь в машину и смотрю на это чудовище, у которого явно задолбанное лицо. Все мрачные тени мира легли на него, а еще часть спряталась в его взгляде.
— Быстрее нельзя было, Цветкова? Пятнадцать минут с конца пары прошло. — интересуется он, а я закатываю глаза. Ни «не замерзла, дорогая?», ни чего-то в этом роде. Я уж не говорю про заботливое паркование где-нибудь в другом месте, где не так капает.
— Я просто заскочила в столовую купить кофе. И даже выпила его по дороге. Нельзя,