Я сунул руки в карманы и глядел в пол.
— Чего набычился? — поинтересовался Полуэктов.
— А можно без Бориса Борисовича? — спросил я.
— Не можно. Радоваться должен — он кроме того, что пиромант, еще и рунолог. Лейхенберг, конечно, великий специалист, но сделает только болванку, пусть и наивысшего качества. А вот что в эту заготовку вложить и как запитать это все — тут лучше Козел-Поклевского у нас никто не справится. Заодно подучишься, — широко улыбнулся директор.
Фамилия у Бориса Борисовича, конечно, говорящая. КОзел — это понятно, как ударение ни ставь. Поклевский — тоже вполне очевидно. Поклевать голову ученикам он очень любил. Но, вроде как, Козел-Поклевские — знаменитый дворянский род из Великого Княжества Белорусского, Ливонского и Жемойтского… Что он тут забыл, в Пелле? Может — то же самое, что и все мы? Такой же отщепенец? Посмотреть бы, какие магспособности у этих Козелов считаются родовыми…
— Значит, буду радоваться, — обреченно согласился я. — Он меня не убьет?
— Убьет — воскресим. У меня знакомый некромант есть, — несмешно пошутил Полуэктов. И добавил: — У тебя, кстати, тоже!
Просто гребаный комедиант, а не директор. Ну да, да, дед Костя, помимо всего прочего, практиковал академическую некромантию. Даже спецкурс такой читал в Московской Государевой Магической Академии имени Михаила Ломоносова. Уедет на месяц раз в семестр, лекции проведет, семинары на аспирантов оставит, потом еще раз слетает, зачет принять… Он гордился тем, что относится к преподавательскому составу. Бравировал! И ученые степени свои считал чуть ли не самым важным достижением в жизни, а было их у него… Ого-го! Много было. За обычную жизнь и не успеть столько диссертаций защитить… Но маги — они ведь не обычные люди. Маги долго живут! Сколько? А фиг его знает. Мне точно известно, что к деду Косте приезжал один Беклемишев — они вместе сто сорок восьмой день рождения этого не то князя, не то боярина праздновали. Так тот еще бодрый был старикан! Он на спор от груди черного урука десять раз пожал, вместо штанги. Старая закалка, сейчас таких не делают!
В общем, я от директора выходил в смешанных чувствах: вроде и не наказали, вроде и амулеты эти мне самому нужны, да и за доставку заплатили полной мерой, как и полагается при сдельной системе оплаты труда… Но перспектива плечом к плечу с Борисом Борисовичем долгими осенними вечерами корпеть над нанесением рун на заготовку меня вообще не радовала. Не нравился мне лысый пиромант — и всё тут! Неконтакт у нас!
А еще — директор ни словом не обмолвился о том, что этот самый гитарист-акробат-скоморох ЗНАЛ, что к Иванову приедет курьер с книгой. И о том, что «Козодоя» моего зоотерики стерегли — тоже ничего не сказал. Казалось даже, что Миху Титова снова используют как живца, и ничего радужного в такой перспективе я не видел.
* * *
Мне, на самом деле, нравилось это ощущение: пустая общага, пустой кампус, пустые учебные кабинеты. Когда идешь среди всего этого почти в полном одиночестве, чувствуя присутствие других живых душ только где-то на периферии зрения, слуха и обоняния, начинает казаться, что ты и есть главный герой. Что все происходящее — декорация именно к твоей жизни! И последние дни лета давали мне возможность наслаждаться такой атмосферой каждый вечер, когда наемные работники и большая часть преподавателей разъезжались по домам, и в кампусе оставалось всего несколько обитателей. Почти полное одиночество. Почти полная свобода!
Это хрупкое ощущение стало стремительно исчезать ровно в тот момент, когда к воротам начали прибывать первые студенты, возвещая о скором пришествии нового учебного года.
Команда Вяземского в полном составе — и парни, и девушки — прикатила на закате. Мощные хромированные круизные байки со стильным обвесом, развевающиеся на ветру волосы, фигуристые девчонки… И все это в лучах вечернего солнца, среди сосновых стволов и зеленых бликов лесной дороги. Стоило признать — юные аристократы выглядели классно! Они останавливали байки у ворот, гомонили, переговаривались, дожидаясь, пока им откроют.
А я смотрел на них сквозь эфир. Особенно — на самого Афанасия. Парень получил вторую инициацию, надо же! Каков везунчик! У него не аура теперь была, а натуральный айсберг. Любо-дорого смотреть, так и сыплет снежинками из самых неочевидных мест… И девчонок с ним рядом — аж две, одна с синими волосами, вторая — с зелеными. Спешились со своих кроссовых байков и жмутся теперь к Вяземскому. Как будто непонятно — почему! Маг второй ступени — это в нашем мире круче, чем фунтовостерлинговый миллионер. Ну, и ладно, ну, и пусть его! У нас вон тоже Юревич и Розен полноценными магами стали, отличный результат… А я не стал, да. Потому что, похоже, я — не главный герой.
Когда Борис Борисович, дежуривший на КПП, открыл ворота, и колонна байкеров-студентов проследовала к парковке кампуса, Вяземский меня увидал и шутливо отсалютовал двумя пальцами от шлема — на галльский манер. Тоже мне, Шарль де Батц, шевалье де Кастельмор, мушкетер и маршал Галлии в одном лице! Подумаешь — инициация! Всего-то и делов — ледышка, которая лупит у него из задницы, теперь стала длиннее и толще!
Конечно, я завидовал. Вот Розену не завидовал и Юревичу — не завидовал. А Вяземскому — да. Как его на поединок теперь вызывать? Уконтрапешит ведь! Молчать в тряпочку теперь, что ли, и в ножки ему кланяться? Не-е-ет! С другой стороны, есть ведь академическая магия, можно что-нибудь придумать… Например — опять же молчать в тряпочку и слушаться Бориса Борисовича. Единственное средство для пустоцвета против настоящего мага второго порядка — это академическая магия, артефакторика и алхимия, которые при должной подготовке могут сказать свое веское слово… Значит, будем это слово учить.
Пока я шел к нему, Борис Борисович смотрел на меня чуть прищурившись. Ну да, да, у нас с ним сразу не задалось, я его подначивал, он меня дрючил. Но вот если задуматься — мужик он на самом деле не противный, хоть и сердитый. И ниже семерки на его занятиях я ни разу не получал… Может, не так все