Если честно,с Элей сидеть — сплошное удовольствие. Не в смысле там что она красивая и всё такое, это же и так понятно. А в смысле — учиться здорово, конспекты писать, за рассуждениями и каляками-маляками препода на доске следить. Ермолова ведь старательная и умненькая, и если чего-то там я прозевал, то можно было к ней в тетрадку посмотреть и увидеть эту самую «вписанную в окружность гексаграмму, ориентированную лучами на шесть известных вам эпицентров ближайших Аномалий», которую препод уже стер с доски в порыве педагогической страсти, ибо «и так понятно, едем дальше!»
А еще у нее всегда всё было: мягкая стерка, корректор, запасная ручка, линейки — прямая и волнистая, даже специальные трафареты, с помощью которых многие начертания рисовались на раз-два, очень быстро. Такие штуки в «шефском наборе» не водились!
Нет, нельзя сказать, что я у нее прям списывал. Я ж не совсем туповатый, я нормальный, и тоже в принципе шарил в планиметрии и стереометрии, да и термины типа «парцелляция эфира», «юстировка потоков», «амплификация словесных конструкций», которыми любили щеголять некоторые педагоги, давались мне гораздо легче, чем Эле. Все-таки библиотека деда Кости содержала совсем не любовные романы и детективчики, а литературу, в основном, посерьёзнее. А Ермолова трудами древних ученых мужей не очень увлекалась, она любила книжечки полегче, так что и я мог ее порой выручить.
— Переведи на русский? — иногда просила она.
— Парцелляция — разделение, юстировка — отладка, амплификация — усиление, — шептал я.
— А чего сразу нормально не сказать? — ее бровки скептически поднимались.
И я был с ней полностью согласен, есть же много хороших русских слов!
В общем, команда у нас получилась что надо. К тому же и Эля, и я считали, что хорошо учиться — это круто. В конце концов, мы прошли хтоническую практику, и понимали, что от полученных знаний может зависеть наша жизнь. И потому сидели на первой парте, слушали преподов, писали конспекты и обсуждали, как эту самую фокусирующую эфир гексаграмму можно использовать — например, для зарядки амулетов, без использования собственного резерва. Или наоборот — для пополнения этого самого резерва, если сражаться придется с настоящим, магом второй ступени. Инициация Вяземского крепко сидела в моей голове…
— Титов! Ермолова! Что вы там постоянно шепчетесь? — рассержено стукнул мелом по доске Витал Наталыч.
То есть — Виталий Анатольевич, матерый опытный препод, настоящий кандидат магических наук и пустоцвет Бог знает какой спецификации, который и вел начерталку.
— Ой, — сказала Ермолова и отстранилась от меня, приняв позу прилежной ученицы.
— Виталий Анатольевич, а мы пополнение резерва обсуждаем, честно! — вскочил я. — Пытаемся понять, подействует ли гексаграмма на одушевленный объект. С амулетами и накопителями понятно, активировал — и радуйся, а вот если…
— Серьезно? — очки на носу преподавателя подскочили. — И какие мысли, что надумали?
Нафига ему очки? Для солидности? Или это артефакт какой-то? Но вслух я, конечно, такое спрашивать не стал.
— Наверное — можно, — переглянулись мы с Элей. — Наверное, если руну Наутиз поменять на Гебо, а вместо Перто поставить Манназ — должно сработать!
— Нужду — на Дар, Тайну — на Человека? — Витал Наталыч явно подобрел и оглядел аудиторию. Настоящим педагогам всегда нравится, когда ученики живо интересуются предметом, даже если из-за этого громко треплются. — А что остальные скажут? Достаточно этого будет?
Остальные встрепенулись и стали обсуждать перспективу пополнения личного резерва маны-саирины. Получается, никто кроме нас с Ермоловой среди одногруппников о таком и не задумывался.
— Уруз, — сказал умник Серебряный. — Нужен еще Вызов, иначе ничего не начнется, если мы хотим, чтобы мана пошла в одушевленный объект. Наверное, нужно менять Йеру на Уруз… Или нет?
— А давайте попробуем! — взмахнул мелом в руке препод. — Кто из вас, разговорчивых, смелый? Титов — ты мужчина, тебе и отдуваться! Давайте все, сдвинем парты к стенам, освободим место в центре! Ермолова — доставай смартфон, координаты эпицентров шести ближайших Аномалий с тебя, Серебряный — высчитаешь азимут, остальные записывают. Титов — тебе надо исчерпать твой резерв, если хочешь быть подопытным. Справишься?
— Справлюсь. Отставить таскать парты! — провозгласил я. — Все к стенам, работает профессионал погрузочно-разгрузочных работ! Считаю до пяти, далее — кто не спрятался, я не виноват. Один! Три! Пять!
Сколько весит парта? Килограмм десять, ну — пятнадцать. Она не тяжелая, она — неудобная. Но мне-то пофиг на неудобство. Мебель принялась вальсировать по аудитории, вызывая визг девчат и незлые ругательства со стороны парней. Все-таки большая часть магов — стихийные, а телекинез — спецификация хоть не прям очень редкая, однако и распространенной ее не назовешь. Примерно один из сотни, где-то на уровне с электрическими и природными магами (если не считать эльфов). Так что впечатление я произвел: пять парт за раз, порхающие в воздухе, кого угодно удивят.
Я старался все делать тихо, но получалось откровенно фигово, мебель гремела при приземлении, да и одногруппники давали шуму. Потому через пять минут, когда осталось перенести пару стульев, в дверь заглянул Ян Амосович:
— Виталий Анатольевич, что у вас тут происходит? — с живым интересом спросил он.
В голосе директора не было ни тени агрессии, он знал, что может положиться на своих преподавателей в плане учебного процесса. Сорванный урок — это не про Экспериментальный колледж, тут такого в принципе не случалось.
— О! Ян Амосович! — обрадовался препод. — А помогите мне экран сделать? Боюсь, пол повредим… Тут Титов с Ермоловой предложили при помощи гексаграммы заполнить резерв маны у отдельно взятого пустоцвета, представляете?
— Да что вы говорите? — развеселился директор. — Какая свежая мысль! Просто поразительная креативность! Ну давайте, давайте попробуем! Только-только начали изучать курс начертательной магии — и уже фонтанируют идеями… Перспективная молодежь растет, а?
Издевался он, точно. Но это, похоже, только я понял. Думаю, в каждой группе ежегодно такие или похожие эксперименты проводили, может быть — не прямо в сентябре, но тем не менее. Вон как лихо всё у этих двух дядечек получилось: директор обошел аудиторию по кругу, в каждом углу изобразил мелом на стенах и на полу какие-то закорючки, и всякий, кто догадался глянуть через эфир увидел странную зеркальную пленку, которая замкнула учебный кабинет как бы в пузырь.
— Готово! — провозгласил он. — Снаружи эфирные потоки к нам поступать могут, но все, что будет