Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева. Страница 32


О книге
прощупать Мохсена на предмет возможности его договора с хуситами. Специально приперся ко мне в дом не для того, чтобы каяться, что подставили меня Мохсену девять лет назад. Что ты теперь стал ломать тут комедию, строить из себя честнейшего борца за свободу и аутентичность Йемена? А когда речь зашла о том, чтобы сделать меня вашим официальным разведчиком в стане врага, давай называть вещи своими именами, ты вдруг пошел на попятную. Просто хотел использовать меня, не обеспечив никакими гарантиями? Не выйдет. Мне нужен статус. Вам необходима информация, а мне реабилитация в глазах своих же, с надеждой и перспективой, если меня не убьют Мохсен и его люди, я смогу перейти в ряды хуситов, в твое подчинение. Не так уж много я прошу. При этом, находясь постоянно по другую сторону баррикад, я ведь не смогу передавать Мохсену сведения о хуситах, поскольку много лет назад отошел от вас и не в курсе всех нынешних раскладов. Так в чем твои опасения? Единственное, чем мог бы навредить, — кормить вас дезинформацией, но, сам посуди, это вскроется слишком быстро. А риск? Ты понимаешь, на какой риск я иду? Тут уж меня никто не пожалеет, сейчас не повторится та ситуация, когда Джазим преследовал свои шкурные интересы, публикуя те статьи обо мне в газетах. Я не заблудшая овечка, не мальчишка-подросток. А враг. Поэтому буду умирать долго и многократно. Они найдут кого-то наподобие пророка Исы (мир ему и благословение Аллаха), который станет воскрешать меня как Лазаря. Только Иса ибн Марьям (мир ему и благословление Аллаха) оживлял мертвых, чтобы убедить иудеев в своей праведности и величии Аллаха, а в данном случае такие чудеса продемонстрируют исключительно для того, чтобы в следующий раз умертвить меня еще более изощренным способом.

— Что ты предлагаешь? Оформить наши взаимоотношения документально? — пыхнул сигаретным дымом Рушди.

— Это мне без разницы! Если вам не верить на слово, так кому верить? Но это слово должно быть произнесено. Да и доверять бумаге наши взаимоотношения пока не стоит. Особенно с учетом некоторых обстоятельств. Меня сейчас больше волнуют способы связи с тобой и твоими людьми. Ты же понимаешь, — уже в который раз за сегодняшний вечер воззвал Муниф к сознательности старшего товарища, — не письма же мне по морю в бутылках отправлять, тем более что ни в Сане, ни здесь моря нет.

— А сам говоришь, ничего не будешь знать про хуситов такого, что можешь слить своим новым друзьям. А явочные квартиры, а почтовые адреса, а телефоны, имена связных, пароли?.. Вот об этом я и говорил, десять раз надо все взвесить.

— И все-таки ты мне не доверяешь… — покачал головой Муниф и встал.

— Сядь, чего ты дергаешься? Я же не сказал, что это невозможно. Но мне нужны сутки, чтобы все взвесить, кое с кем посоветоваться. А на какие такие обстоятельства ты намекал? Не мнись, говори уж, не усугубляй недоверие.

Муниф рассказал ему о намеках, которые подвесил в воздухе Джазим по поводу предателя перед отъездом Мунифа в Сааду. Передавая тот разговор с полковником, он подразумевал, что Рушди исключен из списка подозреваемых. Муниф до последнего сомневался, стоит ли говорить, в самом ли деле Рушди не причастен к гибели Муслима и самого Хусейна аль-Хуси.

— Провокация? — нахмурился Рушди, заглядывая Мунифу в глаза.

Если бы он стал перебирать вероятные кандидатуры и попытался выведывать детали, Муниф засомневался бы в его честности и искренней заинтересованности отыскать предателя.

— Я бы не стал озвучивать, если бы мгновенно не откинул эту мысль. Да, я был слишком мал тогда, чтобы вникать во взаимоотношения в группе вокруг Хусейна, но когда Джазим сказал это мне на днях, не возникло сомнений, может, в силу нынешнего моего жизненного опыта. Работала разведка, вербовала охотников предать… Джазим убеждал меня, что знал лично и моего отца, и Муслима. Такое могло быть? — Он умолчал о беседе со сводным братом накануне своего отъезда в Сааду.

Рушди начал есть принесенную Афаф сальту, зачерпывая горох, бобы и чечевицу лепешкой и захватывая рис, лежащий отдельно. Он взял паузу и думал сосредоточенно. Наконец ополоснул руку в плошке с водой и вытер о полотенце, лежащее рядом.

— Все это требует уточнения. Я не исключаю, что они были знакомы задолго до событий. Такой расклад ничего не меняет. Не думаю, что сам Джазим при этом вербовал того предателя. Боюсь, что он прав. Подозрения были и у нас, но они заглохли, ушли на задний план. — Рушди спохватился: — И уж тем более я не думаю, что предателем мог быть сам Муслим. Тебя ведь это волновало? Заложил Хусейна и его самого убрали как ненужного свидетеля предательской сделки? Нет! Об этом нечего и думать. Если тебя твой Джазим вовсе не обманул.

— Зачем ему обманывать? Я столько лет с ним. Выполнял все его сомнительные поручения. Но именно сейчас он сказал о предателе. Да, была мысль о Муслиме, — признал он. Его утешила уверенность Рушди в невиновности брата.

— Надо знать Муслима. Ты был слишком мал, чтобы это понимать. Но для меня он почти как святой. Без иронии… Почему сейчас? У тебя не возникло ощущение, что Джазим хочет нам что-то продать через тебя, какую-то информацию, чтобы получить в дальнейшем неприкосновенность?

— Слишком мудрено. Ему проще уехать в Саудовскую Аравию, чем заискивать перед хуситами, которые его ненавидят и с которыми он давно и плодотворно воевал. Ты так говоришь, как будто хуситы захватили власть в стране, а вы даже еще не начали. Пока что это бои периферийного значения. Хотя я очень надеюсь, что вы возьмете верх.

Рушди рассмеялся. Увидев недоумевающий взгляд Мунифа, пояснил:

— Ты потому и решил именно сейчас вернуться в родные пенаты, когда понял, что мы непременно возьмем верх. Подсуетился? Тебе-то не светит отъезд в Саудовскую Аравию. Ну-ну, не каменей, я шучу.

— Пока что ничего не указывает на то, что власть пошатнется в ближайшее время. Не обольщайся. В столице спокойно, все идет своим чередом. А беспорядки… Они и раньше были, — Муниф говорил, но прекрасно понимал, что шутка Рушди имеет под собой основу. Все указывает на грядущие изменения — и активизация деятельности генерала по торговле оружием, и прекращение вливаний в ИГ в Сирии, о котором упомянул Джазим, и его невероятная откровенность по поводу существования предателя.

Именно сейчас Мунифу пришло в голову, что Джазим, говоря о предателе почти десятилетней давности, подразумевал, что этот человек никуда не исчез, не сдох внезапно в подворотне, не попал в автокатастрофу, а живет, здравствует

Перейти на страницу: