Алексей кивнул, понимая логику. Он открыл тетрадь и начал читать первую страницу, датированную почти сорока годами ранее:
"Сегодня я понял, что человечество обречено, если продолжит свой нынешний путь. Наши инстинкты, наше биологическое наследие примитивных приматов, несовместимы с технологиями, которые мы создаем. Мы всё еще существа племени, территории, иерархии – но с ядерным оружием, генной инженерией, искусственным интеллектом. Этот дисбаланс между нашими примитивными импульсами и нашими божественными технологиями неизбежно приведет к катастрофе, если не будет исправлен.
Большинство пытается решить эту проблему через воспитание, образование, культуру. Но я вижу, что это слишком медленный и ненадежный путь. Наши базовые инстинкты всегда будут прорываться сквозь тонкий слой цивилизованности. Нам нужно более радикальное решение – изменение самой нашей природы, нашего генетического кода. Не устранение нашей человечности, а ее усиление, очищение от архаичных программ, которые когда-то помогали нам выживать, но теперь ведут к саморазрушению.
Я знаю, что меня назовут безумцем, играющим в бога. Возможно, это правда. Но если выбор стоит между вымиранием и радикальной трансформацией – я выбираю трансформацию. И я посвящу свою жизнь этой цели, даже если мне придется стать парией в научном сообществе, даже если я никогда не увижу результатов своей работы. Кто-то должен начать этот путь. И похоже, что этим кем-то буду я."
Алексей перевернул страницу, погружаясь в поток мыслей человека, который видел дальше своих современников, который решился бросить вызов самой человеческой природе. Читая дальнейшие записи, он видел, как идеи Кронова эволюционировали, как его первоначальный радикализм постепенно трансформировался в более нюансированное понимание, как его абстрактные теории обретали конкретные формы в виде экспериментов.
Он читал о надеждах и разочарованиях, о этических борениях и прагматических компромиссах. О Диане – первом "успешном" эксперименте, который со временем стал его величайшей ошибкой и сожалением. О других детях – неудачных, умерших, тех, кто не пережил процесс модификации или родился с критическими дефектами.
И наконец, он читал о них – пяти выживших, пяти успешных экспериментах, которые Кронов в своих записях называл "моя надежда", "мое бессмертие", "мое искупление".
Последняя запись была датирована всего за неделю до смерти Кронова:
"Я чувствую, как мое тело сдается. Ирония судьбы – создатель улучшенных людей умирает от генетического дефекта, который не смог исправить в себе. Но я принимаю это как напоминание о том, что все мы, в конечном счете, ограничены своей биологией. Даже мои дети, при всех их улучшениях, всё еще смертны, всё еще несовершенны.
И это хорошо. Совершенство – это конец эволюции, конец роста. Мои дети не должны быть совершенными. Они должны быть лучше, чем мы, но всё еще иметь пространство для развития, для собственного выбора и решений.
Я пытался контролировать так много в своей жизни – свои эксперименты, своих детей, само будущее человечества. Теперь, на пороге смерти, я понимаю тщетность этого контроля. Мы можем направлять, предлагать, создавать условия, но не можем и не должны диктовать.
Поэтому мой последний эксперимент – это не столько технологический прорыв, сколько акт доверия. Я доверяю своим детям решать свою судьбу и, возможно, судьбу нашего вида. Я даю им инструменты, знания, возможности – но выбор должен быть их собственным.
"Если они решат продолжить Проект Наследие – прекрасно. Если решат остановить его – тоже приемлемо. В любом случае, это будет их выбор. Настоящий выбор, не продиктованный генетическим программированием или моим влиянием. И это, возможно, самый важный эксперимент из всех, что я когда-либо проводил: может ли улучшенный интеллект привести к улучшенной мудрости? Может ли улучшенная физиология привести к улучшенной морали?
Я создал их тела. Но их души, их решения – это их собственное творение. И в этом моя последняя надежда.
Прощай, мир, который я пытался изменить. Прощайте, дети, которых я никогда не смог полюбить как обычный отец, но которыми я горжусь больше, чем всеми своими научными достижениями."
Алексей закрыл дневник, чувствуя странную смесь эмоций – горечь, сострадание, понимание и что-то, что он не мог точно определить. Возможно, это было прощение. Или принятие.
– Спасибо, что показал мне это, – сказал он клону, который молча ждал рядом.
– Ты понимаешь теперь? – спросил клон, его серые глаза – точно такие же, как у Алексея – были полны невысказанных мыслей.
– Думаю, да, – кивнул Алексей. – Он начал с высокомерия творца, считающего себя вправе перекраивать человеческую природу. Но закончил смирением и осознанием ограниченности собственной власти. Он отпустил контроль.
– Именно так, – подтвердил клон. – И теперь тот же выбор стоит перед вами – продолжать его работу или остановиться. И как бы вы ни решили, важно, чтобы это был именно ваш выбор, а не программа, заложенная оригиналом.
– Но разве сама постановка этого выбора не является формой манипуляции? – задумчиво спросил Алексей. – Он создал нас с определенными склонностями, поместил в определенную среду, предоставил определенную информацию… Где граница между предопределением и свободной волей?
Клон улыбнулся, и в этой улыбке Алексей увидел отголосок интеллектуального удовлетворения, которое сам иногда испытывал, когда собеседник задавал именно тот вопрос, который открывал дверь к более глубокому пониманию.
– Это философский вопрос, с которым оригинал боролся до конца своих дней, – ответил клон. – Возможно, абсолютной свободы воли не существует ни для кого – ни для вас, ни для обычных людей. Мы все продукты нашей генетики, нашего воспитания, нашей среды. Но в пределах этих ограничений у нас есть пространство для маневра, для решений, которые определяют, кто мы такие.
Он сделал паузу, словно обдумывая следующие слова.
– Оригинал надеялся, что улучшенный интеллект и другие модификации расширят это пространство, дадут вам больше осознанности в ваших решениях. Но он не мог гарантировать, что вы используете эти способности именно так, как он планировал. И в конце концов он принял это.
Алексей кивнул, его мысли бежали далеко вперед, анализируя все возможные последствия их выбора. Проект Наследие мог изменить человечество навсегда – к лучшему или к худшему. Но простое уничтожение исследований не гарантировало, что подобная технология не будет разработана кем-то другим, возможно, с менее благородными намерениями.
– Я должен обсудить это с остальными, – сказал он наконец. – Мы должны принять решение вместе.
– Конечно, – согласился клон. – Но прежде чем ты это сделаешь, есть еще кое-что, что ты должен знать.
Он подошел к старинному секретеру в углу кабинета и извлек из потайного ящика небольшой металлический контейнер.
– Это резервная копия всех