– В чём дело? – спросил он, пробираясь к центральной панели управления, где Ричард уже лихорадочно проверял показания приборов.
– Уровень кислорода падает быстрее, чем мы рассчитывали, – ответил Ричард, не отрывая глаз от мониторов. – Система регенерации работает на пределе возможностей, но эффективность упала до 62%. При таком темпе у нас осталось около 16 часов до критической отметки.
Алекс проверил показания. Ситуация была даже хуже, чем он предполагал.
– Что вызвало падение эффективности? Мы же оптимизировали все параметры.
– Похоже на деградацию катализатора в основном блоке регенерации, – Ричард вывел на экран детальную диагностику системы. – Здесь повышенная влажность и минерализация воздуха из-за микротрещин в корпусе. Это ускоряет коррозию и снижает эффективность химических реакций.
Елена, разбуженная тревожным сигналом, присоединилась к ним, на ходу закрепляя волосы в тугой узел.
– Шестнадцать часов… – повторила она, изучив показания. – Есть возможность заменить катализатор?
– Нет, – покачал головой Ричард. – Запасной блок был в ремонтном отсеке, который оказался недоступен после обрушения части корпуса.
Алекс опустился в кресло, лихорадочно обдумывая варианты. Шестнадцать часов – это катастрофически мало. Даже если база уже запустила спасательный зонд, он не успеет добраться до них за это время.
– Давайте мыслить нестандартно, – предложил он. – Что если мы перераспределим энергию от неприоритетных систем к регенерации кислорода?
– Уже сделано, – ответил Ричард. – Я отключил всё, что можно отключить. Это дало нам лишь дополнительный час.
– А если перевести двух из нас в состояние искусственной гибернации? – предложила Елена. – Это снизит потребление кислорода.
– Слишком рискованно без медицинского оборудования, – покачал головой Алекс. – Кроме того, у нас нет необходимых препаратов.
Они погрузились в напряжённое молчание, каждый пытаясь найти решение казавшейся безвыходной ситуации. Внезапно терминал, через который они общались с Левиафаном, ожил. На экране появилось сообщение:
"ПРОБЛЕМА С ДЫХАНИЕМ? МЫ МОЖЕМ ПОМОЧЬ."
Трое учёных одновременно повернулись к экрану.
– Он понимает нашу проблему, – выдохнула Елена, быстро набирая ответ:
"ДА. НАША СИСТЕМА ПРОИЗВОДСТВА КИСЛОРОДА РАБОТАЕТ ПЛОХО. КАК ВЫ МОЖЕТЕ ПОМОЧЬ?"
Ответ появился почти мгновенно:
"МЫ ПРОИЗВОДИМ КИСЛОРОД. МОЖЕМ ДЕЛИТЬСЯ. НУЖНО СОЕДИНЕНИЕ."
– Фотосинтез? – Елена посмотрела на коллег широко раскрытыми глазами. – Они способны к фотосинтезу или чему-то подобному?
– В условиях абсолютной темноты океана Энцелада? – скептически заметил Ричард. – Классический фотосинтез невозможен без света.
– Возможно, хемосинтез, – предположил Алекс. – Использование химической энергии вместо световой. Некоторые земные бактерии способны на это в гидротермальных источниках.
Елена быстро набрала новый вопрос:
"КАК ВЫ ПРОИЗВОДИТЕ КИСЛОРОД БЕЗ СВЕТА?"
"ИСПОЛЬЗУЕМ ЭНЕРГИЮ ТЕПЛА И МИНЕРАЛОВ. РАСЩЕПЛЯЕМ МОЛЕКУЛЫ ВОДЫ. ПОБОЧНЫЙ ПРОДУКТ – КИСЛОРОД."
– Это действительно напоминает хемосинтез, – кивнул Алекс. – Но что он имел в виду под "соединением"?
Елена задала этот вопрос, и ответ Левиафана заставил их напряжённо переглянуться:
"ФИЗИЧЕСКОЕ СОЕДИНЕНИЕ. ЧАСТЬ НАС ВНУТРИ ВАШЕЙ ОБОЛОЧКИ. ПРЯМОЙ ОБМЕН ГАЗАМИ."
– Он предлагает… проникнуть внутрь субмарины? – медленно произнёс Ричард, и в его голосе явственно звучала тревога.
– Или внедрить часть своего организма в нашу систему жизнеобеспечения, – уточнила Елена. – Создать своего рода симбиотические отношения.
– Это слишком рискованно, – покачал головой Ричард. – Мы понятия не имеем, как его биология взаимодействует с нашей. Что если его клетки выделяют токсичные для нас вещества? Или он принесёт с собой патогены?
– А что если альтернатива – задохнуться через шестнадцать часов? – тихо спросила Елена.
Алекс молчал, погружённый в напряжённые размышления. Риск был огромен, но и ставки невероятно высоки.
– Давайте спросим больше деталей, – наконец сказал он. – Прежде чем принимать решение, нам нужно максимально полное понимание того, что он предлагает.
Елена кивнула и набрала серию вопросов о механизме предлагаемого симбиоза, возможных рисках и последствиях. Ответы Левиафана были подробными и, казалось, демонстрировали глубокое понимание не только своей биологии, но и человеческой физиологии.
"НАШИ КЛЕТКИ СОВМЕСТИМЫ С ВАШЕЙ АТМОСФЕРОЙ. МЫ АДАПТИРОВАЛИСЬ К РАЗЛИЧНЫМ УСЛОВИЯМ В ОКЕАНЕ. МОЖЕМ КОНТРОЛИРОВАТЬ СОБСТВЕННЫЙ МЕТАБОЛИЗМ. ЧАСТЬ НАС БУДЕТ ПРОИЗВОДИТЬ ТОЛЬКО КИСЛОРОД, БЕЗ ДРУГИХ ВЕЩЕСТВ."
– Впечатляющая адаптивность, – заметила Елена. – Если это правда, то биологически они гораздо более гибкие, чем земные организмы.
"ПРОЦЕСС ОБРАТИМ. КОГДА ПОМОЩЬ БОЛЬШЕ НЕ НУЖНА, МЫ МОЖЕМ РАЗЪЕДИНИТЬСЯ. НЕТ ПОСТОЯННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ."
– Это важная гарантия, – кивнул Алекс. – Но всё равно остаётся вопрос доверия. Мы фактически приглашаем инопланетный организм внутрь нашего жизненного пространства.
Они продолжали обсуждение, взвешивая все "за" и "против". Время неумолимо таяло, и с каждой минутой альтернативы становились всё менее привлекательными. Наконец, Алекс принял решение:
– Я думаю, нам стоит принять его предложение, – сказал он. – Но с максимальными мерами предосторожности. Мы создадим изолированную камеру, куда первоначально допустим лишь небольшую часть организма Левиафана. Будем постоянно мониторить состав воздуха и наши биологические показатели. При малейших признаках опасности немедленно прервём контакт.
– Разумный подход, – согласилась Елена. – И я предлагаю начать с минимального воздействия – сначала проверим, как наши организмы реагируют на присутствие даже крошечной части его клеток, прежде чем допускать полноценный симбиоз.
Ричард всё ещё выглядел неуверенным, но и он признавал, что у них практически нет выбора.
– Хорошо, – наконец согласился он. – Но я настаиваю на постоянном мониторинге биохимических параметров и возможности экстренного прекращения эксперимента.
Они сообщили о своём решении Левиафану, детально описав протокол безопасности. Инопланетное существо, казалось, полностью понимало их опасения и согласилось на все предложенные меры предосторожности.
Следующие два часа они провели в подготовке. Ричард модифицировал один из воздушных шлюзов, создав нечто вроде карантинной камеры с контролируемой атмосферой. Алекс настроил системы мониторинга, а Елена подготовила биологические тесты для анализа тканей Левиафана.
Наконец, всё было готово. Они открыли небольшой внешний порт, через который тонкая биолюминесцентная нить Левиафана проникла в изолированную камеру. Внутри она расширилась, образуя сложную сеть переплетённых волокон, мягко пульсирующих голубоватым светом.
– Поразительно, – прошептала Елена, наблюдая через стекло камеры. – Смотрите, как она адаптируется к новой среде. Структура волокон меняется буквально на наших глазах.
Первые анализы показали удивительные результаты: ткани Левиафана действительно начали производить кислород через процесс, напоминающий хемосинтез, но гораздо более эффективный. Более того, они не выделяли никаких токсичных веществ и, казалось, полностью контролировали свой метаболизм, адаптируясь к условиям внутри субмарины.
– Уровень кислорода в камере растёт, – сообщил Алекс, изучая показания датчиков. – Темп производства впечатляющий. Если так продолжится, эта небольшая часть Левиафана может обеспечить достаточно кислорода для всей субмарины.
– Но как мы интегрируем это в нашу систему жизнеобеспечения? – спросил Ричард. – Простое выкачивание кислорода из камеры – не самый эффективный метод.
– Думаю, нам нужно создать более прямое соединение, – предложила Елена. – Что если модифицировать один из воздуховодов системы регенерации, пропустив через него часть тканей Левиафана?
Алекс обдумал это предложение.
– Технически это возможно, – наконец сказал он. – Мы можем использовать резервный контур регенерации, полностью изолировав его от основного на случай