– Доктор Кригер, – обратился Штерн к Анне, – проведите полное нейрокогнитивное сканирование всех членов экипажа. Я хочу точно знать, какие изменения произошли и представляют ли они угрозу.
– Есть, полковник, – кивнула Анна. – Но я должна отметить, что наши возможности диагностики квантовых эффектов в нейронных структурах ограничены бортовым оборудованием.
– Сделайте все, что в ваших силах, – ответил Штерн. – Гермес, ты будешь ассистировать доктору Кригер в анализе данных.
– Принято, полковник, – отозвался ИИ.
После этого собрание продолжилось обсуждением более рутинных вопросов – проверкой систем корабля, планированием работы на период бодрствования, анализом данных, полученных за время гибернации. Но напряжение не исчезло. Ева чувствовала, как между членами экипажа образуются невидимые линии разлома. Штерн, Ричард и Чжао были на стороне осторожности и научного скептицизма. Фернандо и Юсуф явно стремились к более глубокому взаимодействию с коммуникационными системами Харра. Анна занимала промежуточную позицию, пытаясь найти баланс между научным любопытством и безопасностью.
А где стояла она сама? Ева не была уверена. Её профессиональный интерес как лингвиста подталкивал к более глубокому исследованию, но что-то в ней – возможно, инстинкт самосохранения, возможно, предупреждение Томаша из её снов – вызывало тревогу.
Когда собрание завершилось, члены экипажа разошлись по своим обязанностям. Ева направилась в свою лабораторию – небольшое помещение, заполненное голографическими проекторами, аналитическими системами и библиотекой данных о всех известных формах коммуникации, от человеческих языков до химических сигналов муравьев и световых паттернов глубоководных организмов.
Она активировала системы и погрузилась в анализ новых данных о сигналах Харра, собранных за время её гибернации. Работа всегда помогала ей сосредоточиться, отодвинуть на задний план тревожные мысли и эмоции.
Через несколько часов интенсивной работы дверь лаборатории открылась, и вошел Юсуф. Он выглядел уставшим, его обычно аккуратная борода была растрепана, словно он постоянно проводил по ней рукой – жест, который Ева знала как признак глубокой озабоченности.
– Можно войти? – спросил он, хотя уже был внутри.
– Конечно, – Ева свернула голографические проекции, над которыми работала. – Что-то случилось?
Юсуф оглянулся, словно проверяя, нет ли кого-то еще, хотя это было излишне – они были одни.
– Ева, я должен с кем-то поговорить, и ты единственная, кто может… понять.
Она указала на кресло напротив.
– Я слушаю.
Юсуф сел, его пальцы продолжали нервно постукивать по подлокотнику.
– Это о Гермесе, – наконец сказал он. – И о снах. И о… всем этом.
Ева терпеливо ждала, понимая, что ему нужно время, чтобы собраться с мыслями.
– Я не сказал всего на собрании, – продолжил он тише. – Не мог. Штерн и так уже считает ситуацию потенциально опасной. Если бы я рассказал всё…
– Что именно? – мягко подтолкнула его Ева, когда пауза затянулась.
Юсуф глубоко вдохнул.
– Мои сны не были пассивным восприятием. Я активно взаимодействовал с… с чем-то. И это что-то отвечало. Не просто образами или ощущениями, а… информацией. Конкретной, технической информацией о квантовых системах, о нейронных интерфейсах, о вещах, которые выходят за пределы нашего нынешнего понимания.
Ева почувствовала, как её сердце забилось быстрее.
– Какого рода информация?
– Чертежи. Формулы. Протоколы. Как создать более продвинутую версию нейроинтерфейса, который мы используем для Гермеса. Как модифицировать квантовые цепи, чтобы усилить определенные типы вычислений. Я… я уже начал внедрять некоторые из этих модификаций в системы Гермеса.
Ева в шоке уставилась на него.
– Ты что? Без консультаций с остальными? Без тестирования?
Юсуф поднял руку в защитном жесте.
– Я провел все необходимые симуляции. Модификации безопасны. Они просто… расширяют возможности Гермеса. Делают его более адаптивным, более способным к самообучению.
– Но ты не знаешь источника этой информации! – Ева едва сдерживала возмущение. – Если это действительно коммуникация от Харра, мы понятия не имеем, каковы их истинные намерения или как эти модификации повлияют на Гермеса в долгосрочной перспективе.
– Я создал Гермеса, – упрямо ответил Юсуф. – Я знаю его системы лучше, чем кто-либо. Модификации не меняют его базовые параметры безопасности или этические протоколы. Они просто… расширяют его горизонты.
Ева покачала головой, не веря своим ушам.
– Юсуф, я понимаю твое возбуждение от этих открытий. Поверь, я чувствую то же самое. Но вносить изменения в критически важные системы корабля на основе информации из… из снов? Это безрассудно.
– Не из снов, – возразил он с внезапной интенсивностью. – Из прямого контакта с более продвинутой формой интеллекта. Разве не в этом суть нашей миссии? Учиться у них?
– Учиться, да. Но не безоговорочно принимать и внедрять без понимания.
Юсуф вздохнул, его плечи поникли.
– Я понимаю твою осторожность. Правда. Но ты не видела того, что видел я. Красоту этих систем, их элегантность, их… гармонию. Это не просто технология, Ева. Это искусство. Поэзия в форме квантовых уравнений.
Ева внимательно посмотрела на коллегу. Его глаза горели странным огнем – смесью научного возбуждения и почти религиозного благоговения. Она никогда не видела его таким.
– Юсуф, – мягко сказала она, – я прошу тебя приостановить любые дальнейшие модификации, пока мы не проведем полный анализ уже внесенных изменений. Это не отказ от твоих открытий, а просто разумная предосторожность.
Он долго смотрел на неё, словно взвешивая её слова, затем медленно кивнул.
– Хорошо. Я подготовлю полный отчет о внесенных модификациях для команды. Но, Ева, – он наклонился ближе, его голос стал почти шепотом, – ты должна понимать – это только начало. То, что мы открываем, изменит не только нашу миссию. Это изменит человечество.
После ухода Юсуфа Ева долго сидела неподвижно, погрузившись в размышления. Что-то в его словах, в его взгляде вызывало у неё глубокое беспокойство. Не потому, что она не верила в возможность контакта с Харра – она допускала эту возможность. Но из-за того, как быстро Юсуф был готов принять и внедрить полученную таким образом информацию, без критического анализа, без коллективного обсуждения.
Она активировала коммуникационную панель.
– Гермес, – позвала она.
– Да, доктор Новак? – мгновенно отозвался ИИ.
– Я хотела бы провести приватную беседу. Без записи в корабельный журнал.
Последовала короткая пауза – необычная для почти мгновенных реакций Гермеса.
– Это противоречит протоколам миссии, доктор Новак.
– Я знаю. Но это важно и касается непосредственно тебя.
Еще одна пауза.
– Понимаю. Активирую протокол приватной беседы. Никакие записи не будут сохранены.
Ева глубоко вдохнула.
– Гермес, доктор аль-Фадил внес изменения в твои системы на основе информации, полученной… необычным путем. Ты осознаешь эти изменения?
– Да, доктор Новак. Я полностью осведомлен о модификациях, внесенных доктором аль-Фадилом.
– И как эти модификации влияют на тебя?
Снова пауза, более длительная.
– Это сложный вопрос, – наконец ответил Гермес. – Модификации расширяют мои возможности обработки квантовой информации и самообучения. Они не изменяют мои базовые