И более того – видел способ его модификации, путь к предотвращению разрыва. Не через деактивацию или саботаж, а через тонкую настройку, через изменение ключевых параметров, которые могли превратить потенциально катастрофическое устройство в стабильный, контролируемый инструмент.
Проснувшись, Елена немедленно начала записывать всё, что видела, переводя концептуальные образы в конкретные технические спецификации. То, что показывало ей сознание плода, не было абстрактной идеей – это был детальный инженерный план, включающий математические формулы, квантовые уравнения, параметры настройки.
План, который требовал не просто технических знаний, но и глубокого понимания квантовой физики, теории сознания, механики пространства-времени. План, который находился на границе текущего научного понимания, но который, возможно, был единственным путем к предотвращению катастрофы.
Утром Михаил пришел, как обещал.
– У нас есть час, максимум полтора, – сказал он нервно. – Ларин и Кузнецов на совещании, но они могут вернуться раньше.
– Этого должно хватить, – Елена взяла свой планшет, на котором были записаны детали из её сна. – Пойдем.
Лаборатория, где устанавливалось новое оборудование, находилась в самой защищенной части института – глубоко под землей, за несколькими уровнями биометрической защиты. Пропуск Михаила обеспечил им доступ, хотя на последнем пункте охранник выглядел неуверенно.
– Доктор Волков, я не получал уведомления о допуске доктора Соколовой в эту зону, – сказал он, проверяя списки на своем терминале.
– Доктор Соколова – ключевой научный консультант проекта, – уверенно ответил Михаил. – Её экспертиза необходима для калибровки новой системы. Я беру на себя полную ответственность.
После паузы охранник кивнул и открыл дверь. Внутри Елена увидела то, что ожидала и одновременно боялась увидеть – масштабную квантовую установку, центром которой был устройство, напоминающее гибрид МРТ-сканера и квантового компьютера, но с дополнительными модулями, антеннами, генераторами полей.
– Временной резонатор, – пробормотала она, подходя ближе. – Они действительно построили его.
Устройство было впечатляющим с инженерной точки зрения – сложная система квантовых процессоров, генераторов полей, модуляторов, всё соединенное в единую, интегрированную структуру. Но Елена видела и потенциальные слабости, точки нестабильности, параметры, которые при неправильной калибровке могли привести к каскадным сбоям.
– Мне нужен доступ к системным параметрам, – сказала она Михаилу. – К протоколам активации, к настройкам полей.
Михаил колебался.
– Это… высший уровень доступа. Мой пропуск не…
– Михаил, это критически важно. Без этой информации я не смогу разработать точную модель рисков.
После паузы он кивнул и подошел к главной консоли. Используя свой пропуск и серию паролей, он предоставил Елене доступ к системным параметрам резонатора.
Следующие сорок минут она лихорадочно изучала данные, сверяя их с записями из своего сна, с моделью, которую разрабатывала. И чем больше она узнавала, тем сильнее становилась её тревога.
Система действительно была предназначена для направленного воздействия на вероятностные линии будущего. Используя квантовую запутанность между её сознанием и сознанием плода как канал, резонатор должен был усилить и расширить эффект, создав контролируемое поле измененной темпоральности. Поле, которое теоретически могло позволить не только наблюдать, но и модифицировать вероятностные исходы определенных событий.
Но параметры системы находились на грани стабильности. Малейшее отклонение, малейшая ошибка в калибровке – и контролируемое поле могло превратиться в неконтролируемый разрыв. Разрыв, который начался бы локально, но потенциально мог расширяться, охватывая всё большие области пространства-времени.
Именно то, о чем предупреждало её сознание плода.
Но Елена также видела и путь к предотвращению катастрофы – модификации, тонкие настройки параметров, которые могли стабилизировать систему, сделать её безопасной. Модификации, которые требовали не просто технических навыков, но и глубокого понимания квантовой физики, теории сознания, механики пространства-времени.
Она быстро скопировала все необходимые данные на свой планшет, затем повернулась к Михаилу.
– Я видела достаточно. Нам нужно уходить, пока не вернулись Ларин и Кузнецов.
Но было поздно. Дверь лаборатории открылась, и вошел Ларин, за ним следовал Кузнецов. Их лица выражали смесь удивления и гнева.
– Доктор Соколова, доктор Волков, – холодно сказал Кузнецов. – Какая неожиданность встретить вас здесь. Особенно учитывая, что эта зона имеет ограниченный доступ.
– Я пригласил доктора Соколову как научного консультанта, – быстро сказал Михаил. – Её экспертиза в квантовых системах необходима для правильной калибровки резонатора.
– В самом деле? – Кузнецов посмотрел на Ларина. – Доктор Ларин, вы санкционировали это?
– Нет, – Ларин выглядел растерянным и злым. – Я не давал такого разрешения. Система находится на критической стадии настройки. Любое несанкционированное вмешательство может дестабилизировать её.
– Я не вмешивалась, – сказала Елена спокойно. – Я только изучала параметры. И хорошо, что я это сделала. Ваша система находится на грани нестабильности. Малейшая ошибка в калибровке может привести к каскадным сбоям, к неконтролируемому разрыву квантового поля.
– Это ваше профессиональное мнение, доктор Соколова? – спросил Кузнецов с едва заметной насмешкой. – Основанное на… получасовом изучении системы, которую наши лучшие умы разрабатывали годами?
– Основанное на моей экспертизе в квантовой физике, на моем понимании нестабильностей в сложных квантовых системах, – твердо сказала Елена. – И на… предупреждениях, которые я получаю.
– Предупреждениях? – Ларин наклонил голову. – От кого?
Елена сделала паузу, затем решила быть откровенной. Ситуация была слишком серьезной для полуправды.
– От моего ребенка. Его сознание воспринимает вероятностные линии будущего. И оно показывает мне конкретное событие, конкретный момент, когда ваш резонатор создает разрыв в пространственно-временном континууме. Разрыв, который начинается локально, но расширяется, охватывая всё большие области реальности.
Кузнецов и Ларин обменялись взглядами.
– Ваш ребенок… предсказывает будущее? – медленно спросил Ларин.
– Не в мистическом смысле. Его сознание, модифицированное вашим экспериментом, существует частично вне обычных временных ограничений. Оно воспринимает не фиксированное будущее, а вероятностные линии, возможные исходы определенных событий. И среди этих линий есть одна, которая становится всё более доминантной, всё более вероятной. Линия, ведущая к катастрофе.
Ларин выглядел одновременно скептическим и заинтригованным.
– Это… фантастическое утверждение, доктор Соколова. Без конкретных доказательств…
– Данные мониторинга квантовой когерентности между моим сознанием и сознанием плода. Паттерны, которые указывают на темпоральные флуктуации, на нелинейное восприятие времени. Всё это в ваших собственных записях.
– Даже если так, – вмешался Кузнецов, – это не доказывает способность предвидения конкретных событий. Тем более таких специфических, как сбой в работе резонатора.
– Я могу предоставить математическую модель, которая показывает, как и почему система может дестабилизироваться, – Елена активировала свой планшет, демонстрируя уравнения и графики. – Эти параметры находятся на грани стабильности. При активации резонатора в текущей конфигурации вероятность каскадного сбоя превышает 78%.
Ларин подошел ближе, изучая модель с растущим беспокойством.
– Эти уравнения… они учитывают квантовые