– Здравствуйте, Карина. Рад слышать вас.
– Перейдем сразу к делу, – без лишних церемоний продолжила она. – Я прочитала статью об этом загадочном Фантоме. Интересно, хотя и несколько претенциозно. Глеб предложил мне написать критический текст для каталога выставки, но прежде чем соглашаться, я хотела бы лично увидеть работы и поговорить с вами как с представителем художника.
– Конечно, – я старался звучать профессионально. – Когда вам было бы удобно встретиться?
– Завтра в галерее Глеба, в одиннадцать утра, – это было не предложение, а утверждение. – И я ожидаю, что вы будете готовы ответить на все мои вопросы, какими бы неудобными они ни показались.
– Я буду там, – заверил я, чувствуя, как пересыхает во рту.
– Отлично, – сказала Карина и отключилась без прощания.
Я отложил телефон и глубоко вздохнул. Встреча с Кариной Штерн была неизбежна, но я надеялся получить больше времени на подготовку. Теперь мне предстояло за один вечер собраться с мыслями и подготовиться к допросу от самого беспощадного критика московской арт-сцены.
Я немедленно позвонил Диме и вкратце объяснил ситуацию.
– Нам нужно встретиться, – сказал я. – Прямо сейчас. Я должен быть готов ответить на любые вопросы о технической стороне работ Фантома.
– Приезжай, – коротко ответил Дима. – Я подготовлю шпаргалку по всем использованным технологиям и методам.
Следующие несколько часов мы провели, разрабатывая детальные объяснения каждого аспекта работ Фантома – от используемых алгоритмов до философских концепций. Дима терпеливо объяснял мне технические нюансы, а я записывал все в блокнот, стараясь запомнить ключевые термины и процессы.
– Главное – не переусердствуй с деталями, – советовал Дима. – Карина не технарь, ей важнее концепция и художественная ценность. Если она начнет углубляться в технические вопросы, можешь сказать, что Фантом не раскрывает всех деталей своего метода.
Я кивнул:
– И еще нужно подчеркивать уникальность подхода Фантома, его принципиальное отличие от других цифровых художников.
– Именно, – Дима откинулся на спинку стула. – Кстати, я думаю, нам стоит ускорить работу над второй серией. Если первая презентация пройдет успешно, спрос на новые работы будет высоким.
– Согласен, – я закрыл блокнот. – Но сначала нужно пережить встречу с Кариной Штерн.
Карина Штерн оказалась именно такой, какой я ее представлял: высокая, худая женщина лет сорока с коротко стриженными седыми волосами, одетая во все черное. Ее острый взгляд за тонкими очками, казалось, проникал прямо в душу, выискивая там все сомнения и страхи.
– Итак, Марк, – она сразу перешла к делу, даже не поздоровавшись, – расскажите мне, как вы познакомились с этим загадочным Фантомом.
Мы сидели в пустой галерее Глеба. На большом экране были выведены работы Фантома. Сам Глеб дипломатично оставил нас наедине, сославшись на срочные дела.
Я начал рассказывать подготовленную историю о случайной встрече на закрытой вечеринке после Cosmoscow, о постепенном завоевании доверия художника, о его принципиальной позиции относительно анонимности.
Карина слушала, не перебивая, но ее взгляд становился все более скептическим.
– И вы никогда не видели его лица? – спросила она, когда я закончил.
– Нет, – я покачал головой. – Он всегда скрывает лицо и изменяет голос при общении. Это его принципиальная позиция.
– Звучит как удобный способ создать искусственный ажиотаж, – заметила Карина. – Загадочный художник-невидимка – отличный маркетинговый ход.
– Уверяю вас, это не маркетинговый ход, – я старался звучать искренне. – Фантом действительно верит, что искусство должно существовать отдельно от личности художника, не отягощенное биографическими деталями и социальными ожиданиями.
Карина усмехнулась:
– Эта идея стара как мир. Еще Роланд Барт писал о «смерти автора». Но в мире, где личный бренд часто ценится выше, чем само творчество, такая позиция действительно выглядит… освежающе.
Она повернулась к экрану и начала внимательно изучать работы Фантома, периодически делая заметки в небольшом блокноте.
– Технически работы выполнены безупречно, – признала она наконец. – И концептуально цельны. Но меня интересует, насколько они оригинальны. Я вижу явные отсылки к Мунку, Магритту, раннему Бэкону. Это сознательный диалог с классиками или просто влияние?
Я вспомнил слова Димы о включенных отсылках и мысленно поблагодарил его за предусмотрительность.
– Фантом сознательно ведет диалог с историей искусства, – уверенно сказал я. – Он считает, что в эпоху тотальной цифровизации особенно важно сохранять связь с художественной традицией, переосмысливая классические образы через призму современных технологий.
Карина кивнула:
– Разумная позиция. А что насчет технологии? Насколько я понимаю, здесь используются алгоритмы машинного обучения?
Я начал объяснять технические аспекты, стараясь не увязнуть в деталях, но и не выглядеть некомпетентным. Карина задавала точные, иногда каверзные вопросы, но благодаря подготовке с Димой я смог ответить на большинство из них.
– Интересно, – сказала она, когда допрос закончился. – Знаете, Марк, я скептически отношусь к хайпу вокруг NFT и цифрового искусства в целом. Слишком много шума, слишком мало содержания. Но работы вашего Фантома… в них есть что-то подлинное. Какая-то внутренняя необходимость, если вы понимаете, о чем я.
Я кивнул, испытывая странное чувство гордости. Карина Штерн, известная своей бескомпромиссностью, признала художественную ценность работ Фантома.
– Я напишу текст для каталога, – решила она. – Не ожидайте безудержных похвал, но я постараюсь честно отразить свое впечатление. И еще одно…
Она пристально посмотрела на меня:
– Я хотела бы получить эксклюзивное интервью с Фантомом после выставки. Не через посредников, а напрямую – пусть даже в письменной форме или через зашифрованный чат. Это мое условие.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Карина явно не собиралась ограничиваться поверхностным знакомством с феноменом Фантома. Она хотела докопаться до сути, и это создавало дополнительные риски.
– Я передам ваше предложение, – осторожно сказал я. – Но не могу обещать, что он согласится.
– Передайте ему, что я уважаю его право на приватность, – Карина собрала свои вещи. – Но также скажите, что если он действительно хочет, чтобы его работы воспринимали серьезно, а не как маркетинговый трюк, ему придется вступить в диалог с арт-сообществом. Пусть даже на своих условиях.
Она протянула мне руку:
– Было интересно познакомиться, Марк. Увидимся на открытии выставки.
Когда Карина ушла, в галерею вернулся Глеб.
– Ну как? – нетерпеливо спросил он. – Она согласилась написать текст?
– Да, – я кивнул. – И, кажется, ей действительно понравились работы Фантома.
– Отлично! – Глеб потер руки. – Если Штерн одобрила, считай, половина дела сделана. Ее мнение имеет вес.
Я сдержанно улыбнулся, не желая показывать, насколько я на самом деле взволнован. Карина Штерн, самый строгий критик московской арт-сцены, признала художественную ценность работ несуществующего художника, которого мы с Димой создали из ничего. Это было одновременно триумфом и иронией судьбы.
Алекс Фантом становился все более реальным с каждым днем, с каждым новым человеком, поверившим в его существование. Иногда мне казалось, что он уже живет