Галерея «RogoArt» располагалась в модном лофт-пространстве бывшей текстильной фабрики. Высокие потолки, кирпичные стены, минималистичные светильники – все по канонам современных выставочных пространств. Глеб гордился своей галереей, хотя она и не входила в топ-5 площадок Москвы. Тем не менее, у него был нюх на перспективных художников и неплохие связи среди коллекционеров средней руки.
Следующие три часа мы провели, отбирая работы для выставки «Новые имена в российском современном искусстве». Глеб показывал мне портфолио молодых художников, а я высказывал свое мнение – что взять, что отбросить, как группировать работы. Несмотря на похмелье, я быстро включился в процесс. Все-таки эта работа была мне по душе – анализировать, оценивать, формировать концепцию.
– А это что за хрень? – я остановился перед серией диджитал-артов, которые слишком напоминали вчерашний лот на аукционе: те же абстрактные формы, та же псевдоглубокая концепция о «взаимодействии реальности и цифрового пространства».
– Это, между прочим, очень перспективный автор, – защищался Глеб. – Его последние NFT ушли на Binance за пятнадцать эфиров.
– Перспективный плагиатор, ты хотел сказать, – я отложил планшет с работами. – Это вторичное дерьмо. Такого сейчас тысячи штампуют на коленке. Если хочешь выделиться, нужно что-то действительно особенное.
Глеб пожал плечами:
– Рынок NFT сейчас горячий. Мы должны быть в тренде.
– Быть в тренде и слепо копировать – разные вещи, – я отпил кофе из стаканчика, который мне любезно предложила ассистентка Глеба. – Кстати, о трендах и NFT…
Я помедлил. План, родившийся вчера ночью, был еще сырым, но интуиция подсказывала, что Глеб – идеальный первый слушатель. Он достаточно циничен, чтобы не отвергнуть идею на моральных основаниях, и достаточно алчен, чтобы заинтересоваться потенциальной прибылью.
– У меня появился интересный художник, – начал я осторожно. – Очень нестандартный подход к цифровому искусству. Глубокая философская концепция, необычная техника. Думаю, это может быть бомба.
Глеб заинтересованно поднял бровь:
– И где ты его откопал?
– Познакомились на закрытой вечеринке после Cosmoscow, – соврал я, упомянув главную российскую ярмарку современного искусства. – Он… не совсем обычный человек. Замкнутый, не любит публичность. Предпочитает общаться через посредников.
– Очередной социофоб с претензией на гениальность? – скептически хмыкнул Глеб.
– Скорее, человек, которого интересует только искусство, а не весь этот светский шум вокруг, – парировал я. – В любом случае, его работы говорят сами за себя. Я могу организовать показ.
Глеб задумчиво потер подбородок. Я знал, о чем он думает. С одной стороны, таинственные художники-затворники – не редкость на арт-рынке. С другой – большинство из них оказываются посредственностями, прикрывающими отсутствие таланта искусственной загадочностью.
– У него есть имя, этого гения-отшельника? – спросил Глеб.
– Алекс Фантом, – произнес я, впервые озвучивая имя своего вымышленного протеже. Оно прозвучало странно реально.
– Фантом? Серьезно? – Глеб не скрывал иронии. – Звучит как псевдоним второсортного рэпера.
– Это псевдоним, – признал я. – Но разве имя имеет значение? Важны работы.
– Ладно, покажешь этого своего Фантома в следующий раз, – Глеб вернулся к просмотру портфолио. – Только не приходи с пустыми руками. Если его работы окажутся очередным хайповым дерьмом, я на тебя даже время тратить не буду.
Я сдержал улыбку. Рыбка клюнула. Теперь мне нужно было создать те самые работы, которые я только что так уверенно расхваливал.
Вернувшись домой, я сразу сел за компьютер. Мне нужно было конкретизировать концепцию Алекса Фантома. Недостаточно было просто выдумать биографию – требовалось создать целостный творческий образ, узнаваемый стиль, философию, которая будет отражаться в каждой работе.
Я открыл новый файл и начал набрасывать ключевые элементы:
Визуальный стиль:
Минималистичные, но эмоционально заряженные цифровые композиции
Контрастные цвета, преимущественно черный, белый, красный
Искаженные человеческие силуэты, архитектурные элементы
Повторяющиеся мотивы: маски, разбитые зеркала, пустые рамы
Философия:
Исследование границы между реальным и виртуальным
Критика общества потребления и информационного перенасыщения
Тема утраченной идентичности в цифровую эпоху
Концепция «призрачности» современного человека
Я остановился и перечитал написанное. Звучало претенциозно, но в мире современного искусства претенциозность часто принимают за глубину. Главное – убедительно упаковать эту концепцию, найти правильные слова, которые заставят людей видеть смысл даже там, где его нет.
Оставалась одна небольшая проблема: я понятия не имел, как создавать цифровое искусство. Мои навыки рисования ограничивались традиционными техниками, а опыт работы с графическими редакторами был минимальным. Мне нужен был кто-то, кто воплотит мои идеи в цифровую форму.
Я открыл список контактов и начал просматривать имена. Мне требовался человек, технически подкованный, но не слишком известный в арт-кругах. Кто-то, кто согласится работать за процент от будущих продаж и не задаст слишком много вопросов.
Взгляд остановился на имени «Дима К.». Дима «Кодер», как его называли в узких кругах, был талантливым программистом и диджитал-художником, которого я встретил на одной из техно-вечеринок год назад. Мы не были близкими друзьями, но иногда пересекались на мероприятиях. Он жаловался, что его работы не находят признания в арт-сообществе, несмотря на техническое совершенство. Классическая история недооцененного таланта – идеальный кандидат для моего плана.
Я набрал его номер. После пятого гудка он ответил сонным голосом:
– Марк? Какого хрена, сейчас восемь вечера… – он зевнул. – Нормальные люди только просыпаются.
– Привет, Дима, – бодро начал я. – Есть интересное предложение. Потенциально денежное.
– Я слушаю, – в его голосе появились заинтересованные нотки.
– Не по телефону. Давай встретимся. Завтра в два, в «Дорогой, я перезвоню»?
– В кафе хипстеров и фрилансеров? – фыркнул Дима. – Ладно, но ты платишь за кофе.
– Заметано, – согласился я и отключился.
Первый шаг сделан. Теперь нужно было подготовиться к встрече так, чтобы Дима купился на мою идею, не осознавая всех рисков. Я должен был представить создание Фантома не как мошенничество, а как концептуальный арт-проект, игру с системой, эксперимент. В конце концов, так оно и было – в какой-то извращенной форме.
Я вернулся к документу и начал детализировать концепцию. Если я хотел создать убедительного фальшивого художника, мне нужно было продумать каждую мелочь: от стилистических особенностей до характерных фраз, которые «Фантом» мог бы использовать в редких текстовых заявлениях. Я должен был знать своего несуществующего протеже лучше, чем самого себя.
К полуночи у меня была готова подробная презентация: визуальные референсы, ключевые тезисы творческой философии, наброски первых работ. Я даже составил примерный план развития «карьеры» Фантома на ближайший год: от первой камерной выставки до участия в международных арт-ярмарках.
Глядя на результат своей работы, я испытывал странное чувство. С одной стороны, мной двигал циничный расчет – желание заработать на системе, которая годами игнорировала мой собственный талант. С другой – я неожиданно увлекся созданием этого персонажа. Алекс Фантом постепенно обретал плоть и кровь в моем воображении,