Я встал, скинул пальто и подошёл к окну. Промзона за окном была освещена редкими фонарями и фарами проезжающих грузовиков. Бетонные коробки складов, трубы с поднимающимся паром, заснеженные пустыри – картина индустриального уныния, идеально соответствующая моему внутреннему состоянию.
Мысль пришла внезапно, без предупреждения. Спокойная, почти умиротворённая мысль о том, что всё можно закончить прямо сейчас. Избавиться от боли, стыда, неопределённости. От необходимости каждый день просыпаться и вспоминать, кем я был и кем стал.
Я открыл ящик тумбочки, где хранил упаковку снотворного, которое начал принимать после первого допроса. Высыпал таблетки на ладонь – их было около двадцати. Достаточно, чтобы уснуть и не проснуться, особенно в сочетании с алкоголем, который уже циркулировал в моей крови.
В этот момент телефон снова завибрировал. Я проигнорировал его, глядя на таблетки в своей руке. Вибрация прекратилась, но через несколько секунд началась снова. Кто-то настойчиво пытался со мной связаться.
Раздражённо я взглянул на экран. Незнакомый номер. Палец замер над кнопкой сброса, но что-то заставило меня ответить.
– Да?
– Марк? – женский голос, который я не сразу узнал. – Это Вероника.
Вероника Листьева. Моя бывшая. Талантливая художница, создающая странные, но впечатляющие инсталляции из промышленного мусора. Женщина, которая когда-то обвинила меня в «продажности» и «предательстве истинного искусства». Последний человек, от которого я ожидал звонка.
– Откуда у тебя этот номер? – мой голос звучал хрипло, как будто я не разговаривал несколько дней.
– От Софьи, – ответила она. – Я беспокоюсь за тебя, Марк. Мы все беспокоимся.
Таблетки всё ещё лежали на моей ладони. Я смотрел на них, слушая голос из прошлой жизни.
– Не стоит, – сухо ответил я. – Всё в порядке.
– Я знаю, что это не так, – в её голосе не было жалости, только спокойная уверенность. – Я приеду. Скажи адрес.
– Зачем? – я почти рассмеялся. – Чтобы лично сказать, как ты была права насчёт меня? Как я продался и предал «истинное искусство»?
На линии возникла пауза, и я подумал, что она повесила трубку. Но затем Вероника заговорила снова, и её голос звучал иначе – мягче, печальнее:
– Нет, Марк. Чтобы сказать, что я понимаю. Что, возможно, ты не столько преступник, сколько жертва системы, которая поощряет фальшь и наказывает подлинность. Адрес, Марк. Пожалуйста.
Я стоял у окна, сжимая в одной руке телефон, а в другой – таблетки, которые могли положить конец всему. Снаружи начал падать снег, мягко кружась в свете фонарей. Где-то вдалеке прозвучала сирена скорой помощи, напомнив, что мир продолжает существовать, даже когда твоя личная вселенная схлопывается.
– Пятнадцатый километр МКАД, жилой комплекс «Заречье», корпус 5, квартира 237, – наконец произнёс я и выпустил таблетки из руки. Они рассыпались по полу, как крошечные белые звёзды на тёмном линолеуме.
– Я буду через час, – сказала Вероника и отключилась.
Я опустился на колени и начал собирать рассыпавшиеся таблетки, но руки дрожали слишком сильно. В горле стоял ком, а глаза жгло. Впервые за все эти недели я почувствовал, как что-то прорывается сквозь броню онемения – горячее, болезненное, но живое.
Сначала это была всего лишь одна слеза, прочертившая дорожку по небритой щеке. Затем ещё одна. И ещё. А потом плотину прорвало окончательно. Я сидел на полу дешёвой съёмной квартиры, среди рассыпанных таблеток, и рыдал как ребёнок, оплакивая не только потерянное состояние и репутацию, но и что-то гораздо более важное – утраченную подлинность, свою и своего искусства.
Не знаю, сколько времени прошло – минуты или часы. Я пришёл в себя от звука дверного звонка. Часы показывали почти полночь. Пошатываясь, я поднялся на ноги, провёл рукой по лицу, пытаясь стереть следы слёз, и пошёл открывать.
На пороге стояла Вероника – в объёмном пуховике, с рюкзаком за плечами и снегом в тёмных волосах. Она выглядела почти так же, как пять лет назад, когда мы расстались – те же яркие глаза, та же решительная линия губ, те же веснушки на носу. Только взгляд стал мудрее, спокойнее.
– Привет, – сказала она, глядя на меня без осуждения и без жалости. Просто глядя.
– Привет, – ответил я, отступая в сторону, чтобы пропустить её в квартиру.
Она вошла, огляделась, сняла пуховик и повесила его на крючок у двери. Под ним оказался объёмный свитер ручной вязки, такой же эклектичный и своеобразный, как её искусство.
– У тебя есть чай? – спросила она, как будто мы виделись вчера, как будто не было пяти лет разлуки и грандиозного скандала, уничтожившего мою репутацию.
– Кажется, есть какие-то пакетики, – я неопределённо махнул в сторону кухонного уголка.
Вероника кивнула и пошла на кухню, открывая шкафчики с такой непринуждённостью, как будто была здесь много раз. Я наблюдал за ней, не понимая, что происходит, почему она здесь и зачем всё это.
– Ты видела новости? – спросил я, прислонившись к стене. – Знаешь, что произошло?
– Конечно, – она поставила чайник и повернулась ко мне. – Вся арт-тусовка только об этом и говорит. Алекс Фантом, самый загадочный художник современности, оказался коллективной мистификацией. Продано работ на миллионы долларов, обмануты десятки коллекционеров, включая музеи и корпорации. Скандал десятилетия.
Её тон был нейтральным, как будто она пересказывала сводку погоды, а не историю моего падения.
– И ты пришла… зачем? – я всё ещё не понимал.
Вероника вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза:
– Потому что, при всех твоих ошибках и при всём моём разочаровании в тебе, я вижу в этой истории нечто большее, чем просто мошенничество. Я вижу в ней комментарий о состоянии современного искусства, о кризисе подлинности, о системе, которая ценит бренд выше таланта и маркетинг выше смысла.
Чайник закипел, издав пронзительный свист. Вероника отвернулась, чтобы выключить его, а я остался стоять, пытаясь осмыслить её слова.
– Ты оправдываешь меня? – спросил я недоверчиво.
Она покачала головой, разливая кипяток по чашкам:
– Нет. То, что ты сделал, было неправильно. Ты обманул людей, ты манипулировал рынком, ты создал фальшивку. Но в каком-то смысле ты просто довёл до логического завершения то, что и так происходит на арт-рынке каждый день. Ты просто сделал явным то, что обычно скрыто за фасадом галерей, аукционных домов и музеев.
Она протянула мне чашку с чаем, и я машинально взял её, чувствуя тепло, проникающее сквозь керамику в мои холодные пальцы.
– Я не планировал ничего такого, – признался я. – Это была просто афера. Способ заработать деньги, используя абсурдность рынка NFT.
– Я знаю, – Вероника села на диван, поджав под себя ноги. – Но иногда наши действия имеют последствия и