Воскресным утром, когда Табби, Энн и даже Эмили ушли в церковь, Брэнуэлл сидел в гостиной и пытался читать новый номер «Блэквудс мэгэзин», держа один глаз закрытым. Он пообещал Эмили не открывать глаз до ее возвращения, но через некоторое глаз зачесался, и он стал моргать обоими глазами, а потом оставил их открытыми — и обнаружил, что теперь, когда читать стало легко, журнал перестал вызывать у него интерес. В ящике комода в его комнате покоилась рукопись брошенного на середине романа «И изможденные обретают отдых», он не желал даже думать о том, как будет смотреть на последнюю, исцарапанную сухим пером страницу и пытаться вспомнить, что же он тогда намеревался написать.
Гостиная, дом, весь мир, казалось, утратили всякое значение. Он знал, что пребывает в относительной безопасности благодаря тому, что Эмили то и дело стреляет из пистолета, и прячет от него очки, и надоедает ему требованием держать один глаз закрытым — и, несмотря на все это, он уже дважды чуть не сорвался, — но все же то и дело пытался гадать, почему же мистер Райт ни разу не подошел к нему за десять дней, прошедших с тех пор, как он послал ворон в погоню за Эмили. «Что происходит, — думал Брэнуэлл, — пока я гнию здесь?»
Он отбросил журнал в сторону и, не позволяя себе думать о том, что делает, рысцой пронесся через прихожую, вскарабкался по ступенькам, вошел в комнату Эмили, выдвинул верхний ящик комода и лишь после этого сообразил, что же он ищет.
И между страницами альманаха он нашел старые очки, которые Эмили забрала у него. А рядом, завернутый в носовой платок, лежал флакон с маслом.
Он поспешно открыл флакон, обмакнул палец в масло и нанес его на стекла очков. Потом закрыл склянку, с силой задвинул ящик и уже через двадцать секунд стоял на парадном крыльце приходского дома с очками на носу.
Сквозь очки яркий солнечный свет казался более резким, и, судя по всему, кладбищенские призраки не желали разгуливать таким ясным днем — Брэнуэлл разглядел между могилами лишь одну-две фигуры, похожие на уродливые паучьи гнезда. В переулке гоняли мяч несколько мальчишек, которых он отчетливо видел сквозь стекла, но стоило поднять очки, как их там не стало, и кошку на ограде он без очков видел только одну, а сквозь очки — сразу трех.
Брэнуэлл от души расхохотался. Надо пойти в «Черный бык» и посмотреть на знакомых с оккультной стороны… но один из призраков переплыл через приземистую оградку и, покачиваясь в воздухе, стал приближаться к нему.
Он вспомнил, как легко удавалось ему уклоняться от назойливости этих неразумных созданий тем дождливым днем, когда он боялся, что Эмили убьют, и совершенно не испугался. Тем более что это привидение было куда меньше его — от силы три фута росту.
Он стоял и ждал, пока создание с обмякшим мешком вместо головы приблизится к нему. Запах болотного газа делался все сильнее и щекотал ноздри.
Привидение трепетало, словно стеклянные китайские колокольчики на ветру, и на мгновение, а потом и еще раз предстало его взгляду маленькой девочкой, после чего приняло прежний уродливый облик.
И тут волосы на голове Брэнуэлла встали дыбом, потому что он узнал ее. Это была Агата, деревенская девочка, которую он как-то раз навестил минувшей зимой — она заболела холерой, и он просидел полчаса у ее кровати и читал ей псалмы… значит, она не выздоровела.
Но она, несомненно, помнила его!
— Агата! — воскликнул он и шагнул ей навстречу, приветственно простирая руки. И она метнулась в его объятия — и рот в похожей на уродливый гриб голове открылся, и из легких Брэнуэлла сразу ушел весь воздух.
Она попыталась вцепиться в него ручками-палочками, но он легко оттолкнул ее и шагнул в сторону. Ощущение украденного дыхания сразу же прошло, но его вдохи и выдохи были спазматическими, он, попросту говоря, всхлипывал.
Он вспомнил презрительно-недоверчивое выражение лица, с каким Шарлотта выслушала его слова о том, что он навестил больного ребенка. Она не поверила, что он способен на такой поступок.
В общем-то, так оно и было.
Шестнадцать лет назад, под влиянием сновидения, в котором, как он теперь понимал, ему явился призрак Валлийца, он обманом завлек Энн и Эмили на дальнюю прогулку к Понден-кирк — во время которой они оставили свою кровь там, на камнях, — пообещав, что они встретятся с их почившей сестрой Марией.
Слава Богу, это была ложь!
Мария была погребена в фамильном склепе под полом церкви — всего в нескольких шагах от отмеченной узорами каменной плиты, скрывающей под собою безголовое чудовище, — и Брэнуэлл надеялся, что ее призрак упокоился вместе с телом. Он совсем не хотел представлять себе Марию одним из этих кривобоких созданий с уродливыми головами, которые плавают в воздухе, как пух чертополоха, и пытаются высасывать дыхание из живых.
Внезапно испугавшись, что он все же может узнать сестру среди тех немногочисленных привидений, что и сейчас были видны среди могил, он сдернул с носа очки и поспешно вернулся в дом, где заставил себя читать с великим тщанием все статьи подряд в «Блэквудс мэгэзин».
Брэнуэлл вошел в комнату Эмили, когда она, сидя за столом, заряжала отцовский пистолет. Она встревоженно взглянула на брата, но и обиженное выражение лица принадлежало, бесспорно, ему и никому другому, и очки на нем были обычные, и даже один глаз он старательно жмурил.
Он проследил за тем, как Эмили опустила боек на пустую полку пистолета и положила в карман медный цилиндрик с порохом. Она досыплет его на полку и взведет курок, лишь когда окажется перед Понден-кирк.
Она уже переобулась в уличные башмаки, на кровати лежало ее шерстяное пальто.
— Ты всегда берешь на прогулки пистолет? — спросил Брэнуэлл.
Она встала и невольно обратила внимание на то, что за последний год его рост заметно уменьшился — теперь она была на шесть дюймов, если не больше, выше брата.
— Кто знает, что может случиться.
— Раньше мы ходили гулять все вместе, — сказал он. — Можно мне пойти с тобой?
Эмили сохранила на лице невозмутимое выражение, но про себя сомневалась, что у него, в его нынешнем состоянии, хватит сил пройти три мили туда и столько же обратно; кроме того, ее тревожила сама мысль о том, что он окажется у Понден-кирк.
— Сегодня отличный ясный день, — быстро добавил он. — Я буду держать глаз закрытым. Мне больше нельзя ходить в «Черный бык», а все время сидеть дома я