— Спасибо, Анри, — сказал я французу. — Если мы встретимся на поле боя, это будет для меня честью.
По моему кивку Игнатьев быстро скрутил прикрывшего глаза офицера, и мы продолжили свой бросок. Связист передал выбранное нами направление, чтобы ракетчики и Степан смогли нас прикрыть. К счастью, этого не понадобилось. Кто бы ни командовал на этом участке фронта, он приказал отходить. Не зная, сколько сил мы бросили в атаку, французский командир решил не рисковать и, прежде всего, спасти людей и пушки.
А вот тут жаль, от брошенной артиллерии я бы не отказался. В идеальном мире было бы неплохо и выполнить свою миссию, и что-нибудь ценное добыть. Но мы-то живем в реальности…
То, что в итоге получилось дойти до нужного места, что отступающие французы решили не брать с собой раненого пилота — это уже было чудо. Мы смели небольшое охранение возле четырех белых круглых палаток, а потом проверили их одну за другой. В двух оказались только раненые французы, ожидающие отправки в тыл. Их мы не тронули. В третьей же нашли мичмана Кононенко, он был бледный, прижимал к груди сломанную при жесткой посадке руку, но в целом выглядел даже бодро.
По крайней мере, он точно старался. Стоило мичману только увидеть своих, как он тут же попытался вскочить, не обращая внимание на связывающие его веревки.
— Ваше благородие! Вы… — Кононенко растерялся и не знал, что сказать.
Махнув рукой ближайшему владимирцу, чтобы придержал пилота, я осмотрел пережавшие ему руки и ноги узлы. Слишком крепко! Я немедленно же их срезал, потом попытался помочь массажем восстановить кровообращение, но сразу стало понятно, что в ближайшее время мичман на своих двоих перемещаться не сможет. О худших вариантах думать и вовсе не хотелось.
— Передайте Степану, чтобы отвязывал канат и садился рядом с нами, — я отдал новый приказ.
Главное, чтобы у казака получилось. Чтобы рядом не затаился какой недобитый француз, который вблизи легко попадет в силуэт шара.
— Ваше благородие, я смогу и сам идти, — мичман попытался сделать шаг и тут же разбился бы, если бы его не поддержали. Как же меня раздражает упрямство всех и вся в этом времени.
— Ты можешь и будешь выполнять приказы! По крайней мере, на поле боя! А вот потом разрешаю высказать мне все, что думаешь!
Нервы. Все-таки я очень и очень волнуюсь, и несмотря на все доводы разума бороться с этим ужасно сложно.
— На меня тоже накричите? — от входа в палатку донесся спокойный женский голос. Это что еще на мою голову?
Кажется, я даже сказал это вслух. А кто бы на моем месте не сказал, неожиданно найдя в тылу у врага одну из девушек, которую недавно видел на приеме у адмирала Корнилова!
— Анна Алексеевна, какими судьбами? — спросил я у «серой мышки», которая так ловко читала мое интервью Говарду Расселу.
— Мы нашли ее связанную в четвертой палатке, — заметив мой взгляд, ефрейтор Игнатьев поспешил рассказать, что случилось.
А потом добавила от себя деталей и сама девушка. Как оказалось, ее поймали утром по дороге в госпиталь. Приехала повозка, та же, что и всегда, но вместо привычного кучера был кто-то другой. Анна не смогла разглядеть его лицо, закутанное в длинный красно-черный клетчатый шарф. А потом ей накинули на голову мешок, скрутили, и пришла она в себя уже за линией фронта. Здесь она слышала крики допросов кого-то на русском языке, а потом… Пришли мы.
Подозрительно все это звучало, но, что бы я ни думал, надо было как-то вытаскивать всех найденных. А по плану, если нам нужно было отступать со столь дальних позиций, пробираться мы собирались по скалам вдоль берега. Во всех остальных местах нас бы уже точно зажали. Даже с кирасами, гранатами и ракетами. Войны 19 века — это уже войны больших армий, когда исход дела решают большие числа, и храбрость отдельных отрядов проигрывает большим батальонам.
— Значит, так, — я принял решение. — Мичман, вас еще не учили парным полетам, так что придется разбираться на практике. Сейчас Степан спустит сюда шар и уступит его вам. Ляжете на скобы, сверху на вас положат Анну Алексеевну. При дальнейшем полете считайте, что у вас перегруз, двойной, даже тройной, потому что воздух из шара будет частично спущен, и его несущая сила будет минимальной. Вся надежда на ветер, который вы просто обязаны будете поймать, пока работают ускорители.
— Меня не надо везти! — попыталась возразить девушка. Еще одна на мою голову.
— Надо! Потому что иначе все здесь погибнут, пытаясь вытащить вас по земле! А я не собираюсь этого допускать даже ради вашего доброго отношения! — рявкнул я в ответ.
Анна Алексеевна обожгла меня возмущенным взглядом, но промолчала.
— Я… — мичман Кононенко на мгновение тоже растерялся. — Я сделаю все, что нужно.
— Тогда запоминайте. Набираете высоту на двух ракетах, одной с вашим весом точно не хватит. Потом ловите ветер и вас будет сносить в сторону шестого бастиона. Ничего сложного, и мы передадим туда сообщение, чтобы вас ждали.
— Понял.
— Когда наберете высоту, — я продолжал инструкции, — начнется самое сложное. Вам нужно будет не только долететь до наших, но и развернуться навстречу ветру. Только после этого можете открывать клапан и идти вниз. Тормозить начнете примерно за десять метров до поверхности. Учитывайте, что ловить вас никто не будет, так что посадка выйдет жесткой, но даже если что-то и сломаете — главное, останетесь живы.
— Так точно, ваше благородие, — мичман пришел в себя и ответил уже как положено.
— И последнее, — я бросил взгляд на внезапную пленницу. — Приказываю не церемониться с вашей пассажиркой. Галантность и манеры покажете после посадки, а пока, если будет мешать, разрешаю даже оглушить ее.
— Штабс-капитан! — возмущенно зашипела Анна Алексеевна, словно разом превратившись из мышки в еще одну Ядовитую Стерву.
— А теперь вы! Небо опасно! Ваши желания, советы и благие намерения там будут только мешать. Так что прошу, просто замрите и не мешайте пилоту спасти вам обоим жизни. Поверьте, ему и без ваших слов будет очень непросто.
— Я… Я сделаю, как вы просите, — неожиданно согласилась со мной девушка.
Я выдохнул, скрестив за спиной пальцы на будущую удачу. Тем временем «Карп» Степана приземлился, и я быстро объяснил