– Как-то так, да. Мы должны влить в Вона магию и посмотреть, получится ли вывести его из бессознательного состояния, – говорит Сорик, и я киваю в знак согласия.
– Мы сделаем это сейчас или подождем, когда выберемся отсюда? – спрашивает Сабин.
Я мысленно пытаюсь взвесить все «за» и «против». Должно быть, глупо пробовать сейчас, учитывая обстоятельства, но внутренний голос говорит мне, что сейчас самое время это сделать.
– Думаю, не будем откладывать, – решительно говорю я. – Ребята, Энох, Бэкет, Нэш и Каллан, вы не против постоять на страже на случай, если кто-нибудь из нас ненадолго потеряет сознание?
Они кивают, и Бэкет сразу же начинает возводить дополнительные барьеры вокруг наших апартаментов.
– Что ж, хорошо, давайте посмотрим, что у нас получится, – говорит Торрез, встает со своего места на диване и направляется в комнату Вона и Сорика.
Мои Избранные идут следом за ним, и я, замыкая шествие, начинаю нервничать. Вон сидит в кресле, уставившись на пустой камин, и беспокойство возрастает. Что, если не сработает? А если сработает? Что тогда? Поймет ли мой отец, что происходит, осознает ли, что он потерял и что за это время изменилось вокруг него?
Честно говоря, я не знаю, что хуже: то, что он застрял неизвестно где, или то, что он очнется, будто от сна, и обнаружит, что мир стал другим. Что, если он не знает о смерти Гриер? Мое сердце сжимается от боли, а мысли путаются от бесконечных вопросов. На мгновение я задумываюсь: не лучше ли оставить все как есть? Поставить его перед фактом было бы ужасно… но я прогоняю эту мысль и надеюсь, что, если сработает, отец сможет преодолеть все, что произошло. Он мужчина, Страж, в конце концов.
Вытираю внезапно вспотевшие ладони о штаны, пока Сорик приказывает Вону подойти к кровати и лечь. Когда Вон делает, как ему говорят, я чувствую, что сердце вот-вот выскочит из груди. Изо всех сил пытаюсь успокоиться. У нас может не получиться, и есть вероятность, что, если все-таки получится, я с головой окунусь в очередную ситуацию с Лахланом, только вместо Лахлана будет мой отец.
Умоляю свое сердце избавиться от надежды, но каждый удар все равно наполнен ею.
– Итак, все готовы? – спрашивает Сиа.
Он вытягивает шею и стряхивает нервную энергию с рук. Мое тело начинает гудеть от адреналина, и мне хочется повторить его действия. Ладонь Бастьена начинает светится, когда он активирует руны, собранные в круг. Медленно, одна за другой, загораются ладони каждого из парней. Комнату наполняет голубое сияние, и все затаили дыхание в ожидании дальнейших событий.
Сиа наблюдает за мной, пока я активирую свои руны, а затем его ладонь загорается тем же голубоватым светом.
– Я раньше никого не превращал, – признается он Сорику, словно просит о помощи.
– А ты замечал, что когда кормишься, то чувствуешь, как что-то внутри тебя цепляется за силу, заключенную в крови? – спрашивает Сорик.
Сиа кивает и бросает на меня быстрый взгляд.
– Здесь почти то же самое, но вместо того, чтобы втягивать силу в себя, ты будешь направлять ее в него. Ты будешь продолжать делать это, пока Вон не наполнится. Если это сработает, он проснется ламией и будет голоден.
– Хорошо, – кивает Сиа, а затем быстро, как молния, полосует Вона по предплечью.
Моей первоначальной реакцией было защитить отца, и мне пришлось уговаривать себя не реагировать так, как того требуют мои инстинкты.
С ним все нормально, Винна. Сиа нужна кровь. Ты бы предпочла, чтобы он укусил его, зная, к чему может привести этот укус?
Вытягиваю шею, сжимаю и разжимаю кулаки, пытаясь взять себя в руки.
Сиа смотрит на струйку крови, и время как будто останавливается. Сначала я ничего не чувствую, но минут через десять или около того я вдруг начинаю ощущать легкое покалывание прямо в середине груди. Физически я не могу увидеть никаких признаков магии, которую Сиа вкладывает в Вона, но могу представить это в своем воображении. Представляю, как из рук Сиа в грудь Вона течет непрерывный поток голубого света. Как Вон наполняется до краев, а потом… Должно быть, садится, хватая ртом воздух.
Сорик пристально наблюдает за Сиа и Воном, и мне интересно, о чем он думает. Его так же раздирают противоречивые чувства, как и меня?
Торрез первый теряет сознание. Мое сердце тревожно колотится, но Сорик успевает подхватить его прежде, чем тот успевает рухнуть на пол. Осторожно укладывает его и шепчет что-то, а что – я не могу разобрать. Следующим падает Нокс, затем Сабин. Беспокойство начинает поглощать меня по мере того, как Сиа истощает моих парней, и по-прежнему нет ни малейшего намека на то, что все это работает.
– С ними все в порядке, они просто спят, как и тогда, у барьера, – успокаивает меня Сорик.
Я киваю и пытаюсь убедить себя, что все будет хорошо.
Бастьен и Вален выглядят хреново, словно борются с тем, что неизбежно. Бастьен что-то бормочет, и следующее, что я помню, – это как Сорик подхватывает близнецов и укладывает на пол. Теперь моя очередь? Меня качает вперед, и я хватаюсь за край кровати. У меня нет ощущения, что я вот-вот потеряю сознание, но тяжесть в груди становится невыносимой. Как будто кто-то загарпунил меня и пытается подтащить к себе по воде.
Райкер покачивается, и я готовлюсь к тому, что сила магического притяжения возрастет, когда он потеряет сознание.
– Винна, – сквозь стиснутые зубы зовет Райкер, и я смотрю на него. – Активируй руны Сиа. Думаю, они могут исцелять. Добавь в них свою магию и посмотри, поможет ли, – говорит он, после чего отключается.
Я задыхаюсь, когда гарпун в моей груди снова дергается, и затем делаю то, что предложил Райкер: активирую руны на своем правом плече, появившиеся после укуса Сиа.
Чувствую себя так, словно меня ударило молнией. Мою грудная клетка раскалывается пополам, и гарпун исчезает. Сила изливается из меня, как из долбаного Заботливого Мишки, и я стискиваю зубы, пытаясь остаться в сознании. Смотрю на себя и вижу, что мою кожу словно целует голубой свет. Прямо сейчас я сияю, как гребаное солнце.
– Он уже близко, – сообщает Сорик, и Сиа вздергивает подбородок; его зубы сжимаются от силы, которую я вливаю в него.
Мне становится тяжело дышать. Кажется, светятся даже внутренности, в груди возникает сильное жжение, которое распространяется по рукам и ногам. Оно становится совсем уж невыносимым, и боль пронизывает все мое существо. Усилием воли сдерживаюсь, чтобы не влить в Сиа все,