Юсуповы - Дмитрий Борисович Тараторин. Страница 4


О книге
им, – это-то вот и удивительно, потому следовало бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в великий и смертный грех, но до того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так было почти и невозможно, ибо только после того, как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах, слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а если бы до выстрела, как прибыли сюда, то сказали бы просто: трус, пистолета испугался и нечего его слушать. Господа, – воскликнул я вдруг от всего сердца, – посмотрите кругом на дары Божии: небо ясное, воздух чистый, травка нежная, птички, природа прекрасная и безгрешная, а мы, только мы одни безбожные и глупые и не понимаем, что жизнь есть рай, ибо стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он настанет во всей красоте своей, обнимемся мы и заплачем…” Хотел я и еще продолжать, да не смог, дух даже у меня захватило, сладостно, юно так, а в сердце такое счастье, какого и не ощущал никогда во всю жизнь. “Благоразумно все это и благочестиво, – говорит мне противник, – и во всяком случае человек вы оригинальный”.– “Смейтесь, – смеюсь и я ему, – а потом сами похвалите”.– “Да я готов и теперь, говорит, похвалить, извольте, я протяну вам руку, потому, кажется, вы действительно искренний человек”.– “Нет, говорю, сейчас не надо, а потом, когда я лучше сделаюсь и уважение ваше заслужу, тогда протяните – хорошо сделаете”. Воротились мы домой, секундант мой всю-то дорогу бранится, а я-то его целую. Тотчас все товарищи прослышали, собрались меня судить в тот же день: “Мундир, дескать, замарал, пусть в отставку подает”. Явились и защитники: “Выстрел все же, говорят, он выдержал”.– “Да, но побоялся других выстрелов и попросил на барьере прощения”.– “А кабы побоялся выстрелов, – возражают защитники, – так из своего бы пистолета сначала выстрелил, прежде чем прощения просить, а он в лес его еще заряженный бросил, нет, тут что-то другое вышло, оригинальное”. Слушаю я, весело мне на них глядя. “Любезнейшие мои, – говорю я, – друзья и товарищи, не беспокойтесь, чтоб я в отставку подал, потому что это я уже и сделал, я уже подал, сегодня же в канцелярии, утром, и когда получу отставку, тогда тотчас же в монастырь пойду, для того и в отставку подаю”. Как только я это сказал, расхохотались все до единого: “Да ты б с самого начала уведомил, ну теперь все и объясняется, монаха судить нельзя”, – смеются, не унимаются, да и не насмешливо вовсе, а ласково так смеются, весело, полюбили меня вдруг все, даже самые ярые обвинители, и потом весь-то этот месяц, пока отставка не вышла, точно на руках меня носят: “Ах ты, монах”, – говорят».

Но стать монахом – это, конечно, выбор далеко не для каждого. И Николаю такой вариант не мог и в голову прийти. Феликс так описывает страшный момент столкновения с необратимым – 22 июня 1908 года: «На утро камердинер Иван разбудил меня, запыхавшись. Вставайте скорей! Несчастье!.. Охваченный дурным предчувствием, я вскочил с постели и ринулся к матушке. По лестнице пробегали слуги с мрачными лицами. Мне на вопросы никто ничего не ответил. Из отцовской комнаты доносились душераздирающие крики. Я вошел: отец, очень бледный, стоял перед носилками, на которых лежало тело брата. Матушка, на коленях перед ним, казалось, обезумела».

Красавица Зинаида Юсупова была совершенно сражена горем. С тех пор она уже никогда не танцевала на прежде столь любимых балах. И на судьбы всех причастных трагедия легла тяжелой черной тенью. На все отчаянные письма Марины, в которых она заклинала позволить ей проститься с любимым, никто из Юсуповых не ответил. Вскоре после похорон Николая состоялся развод.

Марина, осуждаемая всем высшим светом, уехала в Париж, где прожила до Первой мировой войны. Вернувшись на родину, она вышла замуж в 1916 году за полковника свиты императрицы Александры Федоровны Михаила Чичагова. Но вскоре пришлось покинуть Россию снова и уже навсегда. Муж скончался в эмиграции в 1932 году. Сама Марина умерла в 1969 году уже в совсем другом мире, где не было дуэлей и неумолимых законов чести, оставив книгу воспоминаний с характерным названием «Рубины приносят несчастье».

Парадокс в том, что убивший ради чести полка человека, к которому сам никакой ненависти не питал, Арвид Мантейфель все равно очень скоро уволился со службы. Утверждается, что сослуживцы отвернулись от него после роковой дуэли. С их точки зрения, при всем стремлении соблюсти все тонкости дуэльного кодекса, он все же поступил неправильно, застрелив Николая. В 1910 году он женился на Марии Шрейдер, после революции также покинул Россию и умер в эмиграции в 1930 году.

А несчастный Николай отправился в последнее свое путешествие – решено было похоронить его в родовом гнезде – усадьбе Архангельское. Когда поезд с гробом прибыл в Москву, на перроне его встречала великая княгиня Елизавета Федоровна. Она хотела поддержать, как могла, княгиню Зинаиду. От ближайшей к Архангельскому станции Павшино шесть километров до самого имения гроб несли на руках скорбные крестьяне.

Николай был погребен рядом с Татьяной Юсуповой, рано ушедшей сестрой княгини Зинаиды, у стен церкви Михаила Архангела на высоком берегу реки Москвы.

Князь Феликс Феликсович Юсупов вскоре закажет знаменитому архитектору Роману Клейну проект храма с усыпальницей. Туда и должны были перенести останки Николая. Усыпальница с величественной колоннадой не была полностью закончена до рокового 1917 года. Провести печальную церемонию перезахоронения не успели. И мавзолей стал памятником Николаю и одной из архитектурных и смысловых доминант ансамбля Архангельского, привнеся особую атмосферу светлой грусти в этот роскошный дворцово-парковый комплекс.

Убитый горем отец настоял на том, чтобы его прекрасный молодой сын был положен в гроб не в мрачном черном фраке, а в элегантном белом костюме. В нем он и запечатлен на посмертном портрете кисти Константина Маковского.

И в этом портрете уже нет ни «капризности», которую хотел поймать Серов, ни следов страстей. Есть только юность, которую оборвал жестокий рок. Он не дожил до 26 лет. Сбылось родовое проклятье?

Глава II

Степная легенда

Едигей

1352–1419

Откуда же взялось «проклятие Юсуповых»? Кто и за что его наложил? Во всех версиях оно связано с тем, что потомки бия Ногайской орды Юсуфа перешли из ислама в православие, то есть отреклись от веры предков. Это, конечно, очень странная история. Дело в том, что количество родов ордынского происхождения и в русской высшей аристократии, и во дворянстве в целом исчислялось многими десятками. И это были славные фамилии, громкие имена.

Князья Кантемиры, Кочубеи, Урусовы, Ширинские-Шихматовы, историк Николай Карамзин, герой войны 1812 года Алексей Ермолов, великий флотоводец Федор Ушаков, наш

Перейти на страницу: