– Так удобней? – спрашивает.
– Ты кушать будешь, Денька? – останавливает его в дверях баба Зина.
– Ой, нет, спасибо, – морщит он нос и выходит.
А в купе деловито вламывается та самая бабища из первого.
– Ну что вы за люди? Неужели так трудно перейти в дальнее купе? Мы же заплатим, – выпаливает она под наши с Герцогиней обалделые взгляды и только сейчас замечает Ренату. – Ой, извините. Я не знала, – выдыхает поспешно.
Делает шаг назад. Но не уходит. Будто хочет сказать еще что-то. Только не знает, как начать.
– Ба, Араслан сказал… – в купе заглядывает русый высокий парнишка лет четырнадцати.
– Да, Мирошка. Я уже поняла, – поворачивается к нему бабка. – Вот видишь, у девочки тоже проблема с ногами…
– С ногой! – выпаливаем мы с Герцогиней.
Рената жмется ко мне, а наша Зинаида Михайловна уже поднимается навстречу непрошенным гостям.
– Вы ничего не перепутали? – спрашивает.
– Вы нас извините, – сердечно просит женщина, да еще руку к груди прикладывает. – Мы в Москву в последний момент билеты покупали. Чуть на поезд не опоздали. И я очень волнуюсь за внука. Охрана в другой части вагона…
– Мы уже обо всем договорились. Объединим наши усилия по охране, – чуть оттеснив мальчишку, замирает в проеме Денис. – Будете ехать с круглосуточным дежурством. Ни одна тля не залетит, – добавляет под общий смех пожилых женщин.
– А вы в какую больницу едете? – переводит на меня взгляд женщина и добавляет поспешно. – Я – Марта. Бабушка Мирона Хафизова. Он после аварии не ходил. Но встал на ноги. И ты сможешь, – тычет пальцем в Ренату. - Главное, врача хорошего найти.
– Прошу к столу. Пообедаем, обсудим медицину, – предлагает деловито баба Зина. И когда народ усаживается в рядок на нижней полке, протягивает каждому люля-кебаб, завернутый в лаваш вместе с зеленью.
– Ой, у нас же плов и соленые огурчики, – бежит к себе Марта и возвращается с судочками. А Мирон, симпатичный улыбчивый мальчик, облокачивается на стену рядом с Денисом. В коридоре тусит охрана. И кажется, у нас намечается вечеринка дальнего следования.
– Мы в Склифе лежали сначала. Мурад все свои связи в ход пустил, перевел в частную клинику. Но врачи и там, и там хорошие. Я сейчас дам контакты, – тараторит Марта, когда за окном сгущаются сумерки. – Дети, может, в лото поиграете? – обращается к внуку и тянет меня за собой.
– Вот, Валюша, запиши. Если что-то пойдет не так, звони мне. Поднимешь на ноги дочку, не волнуйся, – причитает вполголоса.
Можно, конечно, отказаться. Объяснить, кем мне приходится Рената. Но слова будто застревают в горле.
Нет сил на разговоры. Тем более вопросы теперь будут постоянно сыпаться как из рога изобилия. Нужно надеть маску спокойствия и не реагировать.
Один месяц остался. Всего один месяц.
Глава 34
Спать расходимся поздно. Играем с детьми в лото. Смеемся. Ловим Мирона на жульничестве. А мне приходится помогать Ренате. Ей всего семь, и она не очень сильна в цифрах. Особенно в двухзначных. Зато азарта хватает!
– Да нет же, Мирон! – кричит она. – У тебя цифра шесть в руках. А ты закрываешь другую! – безошибочноя показывает на ячейку с номером пятьдесят шесть.
– А ты глазастая! – смеется Марта и мотает головой. – Мирон, отец не разрешает мухлевать.
– Я больше не буду, – улыбается смущенно мальчишка. И в следующей игре снова хитрит.
– Все. Иди уже спать, – выговаривает ему бабка, поднимаясь с места.
Укладываемся и мы. Денис относит Ренату в ее купе. Оставляет на попечении няньки. А я сажусь на постель рядом с Зиной. И тут же ее тонкие пальцы переплетаются с моими.
– Странная история, Валь, – вздыхает она, облокотившись затылком на обитый бархатом подголовник. – Ну не могу я никак поверить, что Ренка от Рембо…
– Не начинай, а, – прошу тихо. Сжимаю тонкую руку бабы Зины, смотрю невидящим взглядом на стену и дверь, ведущую в санузел. А потом замечаю глухо. – Вон, в соседнем купе доказательство едет.
– Девчонка хорошая. Жалко ее, – вздыхает Герцогиня. – Ты бы к ней поласковее, Валь. Она же тянется к тебе.
– Не хочу привыкать, – мотаю головой и добавляю, невидящим взглядом уставившись в ночь за окном. – Знаешь, что самое скверное в жизни? Сначала дать человеку надежду, а потом обломать, включить заднюю. Хуже и быть не может. Понимаешь?
– Да, возможно, ты права, – теребит отманикюренными пальчиками салфетку Герцогиня. – Но у Ренки совсем никого. Ты же знала и Люську, и Надюшку…
– Зин, я прошу тебя, – подрываюсь с места и неожиданно понимаю простую истину. Вцепившись пальцами в серую ручку, выдыхаю. – Вот если бы девочка осталась одна, и я бы узнала, удочерила бы, честное слово. Ведь не чужая семья, – опускаю вниз лестничку. – Но тут одно условие. Отцом Ренаты был бы кто угодно, только не Рем.
– Даже Накосов? – ухмыляется Герцогиня, взбивая подушку.
– С ума сошла! – отмахиваюсь я и лезу на верхнюю полку.
Прикрываю глаза. Вспоминаю весь сегодняшний день. И конечно, мыслями возвращаюсь к Рему. Что бы я ни говорила, и какие бы планы ни строила, я люблю его. И наверное, уже больше не полюблю никакого другого мужчину.
Да, останусь одна, но до последнего дня буду любить Лактомского. Может быть, у кого-то и получается заново отстроить свою жизнь. Возвести на руинах красивый новый дом. Но только не у меня. Я даже и пытаться не буду.
Мысленно прокручиваю в голове сегодняшние сборы, прощание на вокзале. Снова ощущаю себя в сильных и надежных руках мужа. И снова душа болит и стонет от предательства и отчаяния.
«Почему ты так поступил? Где схлестнулся с Надеждой? И врал… Врал все годы. А я верила», – уткнувшись носом в подушку, сглатываю слезы.
И дергаюсь от тихого жужжания сотового.
– Мам, не спишь? – точно так же, как и Рем, спрашивает меня Денис. – Там с Ренкой что-то случилось. Пацаны позвонили. Плачет она. Подойди, пожалуйста.