По этой же причине я оставил в номере и ёмкость с головой Пламена, решив впоследствии вернуться за саквояжем в гостиницу. И даже так попасть на приём к знакомцу отца Шалого оказалось весьма и весьма непросто. Начать с того, что резиденция главы здешней епархии ничуть не уступала размерами и монументальностью стен монастырю Пепельных врат и больше напоминала крепость, примыкавшие к ней улицы патрулировали монахи и стрельцы с перевязями небесно-голубых расцветок, а к воротам выстроилась длинная вереница посетителей, коих запускали внутрь строго по одному.
В первый раз целью моего визита поинтересовались ещё на ближайших подступах, дальше за те полчаса, что скучал в очереди, подходили с теми же вопросами ещё дважды, а предъявленная на проходной бляха трудника никакого впечатления на командовавшего караулом священника не произвела.
— И что с того? — пробасил он, оглаживая густую бородищу. — Чего пришёл?
Пришлось доставать рекомендательное письмо, скреплённое печатью епископа Южноморья.
— Другое дело, — объявил святой отец после внимательного изучения оного. — Проходи, трудник. Не задерживай людей.
Только куда там! Меня тут же взяла в оборот троица монахов, и помимо личного досмотра изучению подверглось ещё и состояние духа.
— Не нравятся мне его искажения в области оправы, — отметил в конце концов какой-то безусый юнец.
— Пасынки на днях сформировал, — пояснил я.
— Все разом? — скептически фыркнул тот.
Я кивнул.
— Баланса ради, симметрии для.
Монахи переглянулись, но препятствий чинить не стали. Молоденький служка повёл через двор, только не к центральному входу, а к боковому крыльцу мрачного сооружения, больше всего напоминавшего чуток перестроенную крепость. На входе меня записали в очередную амбарную книгу, после чего препроводили на второй этаж и велели ждать.
В не слишком-то просторном и светлом помещении с узенькими оконцами скучал с десяток посетителей — как в церковном облачении, так и в мирском платье. Все они были много старше меня и однозначно солидней, но сидели спокойно и не проявляли из-за слишком уж затянувшегося ожидания ровным счётом никакого неудовольствия. Кто-то развлекал себя чтением газеты, кто-то разговаривал с соседями. Время от времени в кабинет заходили монахи и клерки, иногда они кого-то приводили с собой, изредка внутрь приглашали посетителей. Как мне показалось, никакая очерёдность тут не соблюдалась — по крайней мере, несколько раз назывались имена тех, кто только-только присоединился к нам и не просидел на диванчиках и четверти часа. И опять же — никто по этому поводу не возмущался и не скандалил.
Торопиться мне в любом случае было некуда, так что погрузился в медитацию и занялся проработкой пасынков, а затем и всей внутренней энергетики в целом. Ну и небесную силу в себя тянул — не без этого.
В кабинет меня пригласили лишь после того, как пробило полдень. К этому времени я уже успел отсидеть себе зад и порядком утомиться из-за монотонной работы с входящими меридианами, поэтому скрыть свою радость даже не попытался. Более того — выставил ту напоказ, спрятав за ней раздражение. Пусть никуда и не торопился, но определённый осадок долгое ожидание всё же оставило.
Знакомец отца Шалого оказался худощавым священником средних лет с живым лицом и глазами цвета лазурного витражного стекла. Были они темнее, ярче и много-много насыщенней небесно-голубого оттенка; с таким аспектом прежде мне сталкиваться ещё не доводилось.
Аспирант это или полноценный асессор разобрать тоже не удалось. А только задумался об этом, и хозяин кабинета с улыбкой произнёс:
— Мне сказали, времени ты, сын мой, понапрасну не терял.
Неожиданное замечание сбило с толку, я недоумённо нахмурился.
— Отец…
— Отец Бедный, — представился священник и пояснил свою мысль: — Я о возвышении, трудник. Ты ведь упражнялся сейчас в приёмной?
— Так точно, — ляпнул я и мысленно поморщился, отругав себя за невольно вырвавшуюся фразу. Такой оговорки точно не пропустят, примут к сведению.
Я протянул хозяину кабинета опечатанный конверт, и тот небрежно переправил его на конторку, за которой расположился монах, состоявший при нём помощником или секретарём.
— Своими словами, сын мой, — попросил отец Бедный и разрешил: — Присаживайся!
Я послушно опустился на стул для посетителей.
— Собственно, говорить особо не о чем, — произнёс, устраиваясь поудобней. — Насколько знаю, в письме просят отрекомендовать меня школе Чернопламенных терний.
— Вот как? — вопросительно изогнул бровь отец Бедный. — Удивительная забота о простом труднике!
Священник вперил в меня испытующий взгляд лазурных глаз, и стало окончательно не по себе. Епископ Южноморья благоволил союзу негоциантов, а ну как его здешний собрат покровительствует черноводским торгашам? Что я вообще знаю об отношениях внутри церкви? Вдруг сочтут соглядатаем, а то и кем похуже и законопатят в каменный мешок?
Во рту пересохло, сорочка на спине промокла от пота, но улыбнулся я беспечней некуда:
— Да, право слово, разве это забота? Мне бы от ворот поворот не получить, обучение оплачу самостоятельно.
— Это не ответ! — отрезал хозяин кабинета.
Но тут уж я ответил твёрже некуда:
— Так вопроса и не прозвучало!
Монах сидел неудобно, наблюдать за ним я мог лишь самым краешком глаза и выражения лица не разобрал, поэтому сосредоточил всё своё внимание на собеседнике, пусть даже физиономия того никаких эмоций и не выказывала.
Отец Бедный несколько раз кивнул и с моим утверждением согласился.
— А ведь и верно! — заявил он, откидываясь в кресле. — Что ж, тогда спрошу прямо: каким образом простой трудник сумел получить такого рода рекомендацию?
Он кивнул в сторону конторки, я с показной беспечностью пожал плечами.
— По личному знакомству. — И поскольку хозяин кабинета продолжал выжидающе смотреть на меня, добавил: — Мне посодействовал отец Шалый.
— И каким же образом ты свёл столь близкое знакомство с моим собратом?
С выбором ответа на этот вопрос у меня возникли определённые сложности.
Плыл с Шалым на одном пароходе за море? Помогал тому охотиться на чернокнижников или он привлёк к этому занятию мою подругу? Бежали вместе из Тегоса от демонопоклонников?
Всё не то! Любое из этих заявлений протягивало ниточку между мной нынешним и Лучезаром Серым, каждое из них связывало скромного трудника с Южноморским союзом негоциантов. Правда могла выйти боком, а врать было нельзя. Это я знал наверняка, и потому начал плести кружева словес.
— Возвращались в Поднебесье из-за моря