— Заеду через два часа, — лишь предупредил и, откланявшись, притворил дверь.
Я кинул взгляд на бронзовые каминные часы — на тех было без четверти десять.
Седовласый священник подошёл к заставленному блюдами столу, снял крышку с одного из них, и оттуда вырвалось облачко ароматного пара.
— Два часа — это не так уж и много, — многозначительно отметил старик.
Намёк был прозрачней некуда, но я сначала досчитал до двадцати и лишь после этого выглянул в коридор. Там — никого.
— Посещу уборную, — сказал я.
Священник отмахнулся.
— Избавь меня от подробностей!
Хмыкнув, я покинул кабинет и поспешил к лестнице. Прежде бывать в этом заведении не доводилось, но его планировка никаких неприятных неожиданностей не преподнесла — безошибочно выбрался на задний двор, где и отыскал отхожие места. Стянуть в деревянной кабинке монашеский балахон, свернуть его и сунуть под мышку не составило никакого труда, уже пару минут спустя я выскользнул за ворота и зашагал прочь по переулку.
По идее, мог бы подобными мерами предосторожности и пренебречь, да только настроение на улицах царило приподнятое, подвыпившие ученики запросто могли потянуть монаха в кабак, а то и прямиком в бордель, ну а так никому до меня не было ровным счётом никакого дела. И споротая со школьной формы эмблема особой роли не играла, ведь едва ли отчисление Доляна хоть как-то сказалось на заведённых тут порядках. Главное, на других босяков не налететь…
По словам отца Бедного, Заряна продолжала снимать тот самый домик, в котором жила до зачисления в школу, и жила она там одна, так ни с кем из учениц и не сдружившись. Лучшего места для разговора с глазу на глаз было не сыскать, но это если сумею застать её у себя. Иначе придётся бежать в библиотеку, что, как выразился наставлявший меня священник, «самым серьёзным образом увеличит риск неблагоприятного развития событий».
Будто я сам этого не понимал!
Вновь накатило раздражение и даже злость.
Дурацкая же ситуация! Откровенно дурацкая!
И даже обвинить некого, просто так звёзды встали. Ну да удивляться тут нечему: проклят же!
Отыскав нужный дом, я постучал во входную дверь, не дождался ответа, повернул ручку и потянул её на себя.
— Э-эй, хозяева! — позвал, переступая через порог.
Заглянул из крохотной прихожей в гостиную и, не сказать, будто прямо расчувствовался, но определённое сожаление о старых добрых деньках всё же испытал. Тем более что обстановка особых изменений не претерпела — будто в прошлое вернулся. Только нет, конечно же. И стол не так стоит, и у камина не одно кресло, а сразу два, и скатерть другая, и мелочёвки разной прибавилось.
Вспомнилось глубокомысленное изречение Дарьяна о том, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды, но совладал с эмоциями и повысил голос:
— Есть кто дома?
Тут-то с кухни и выглянула Заряна — светловолосая, высокая и стройная, но отнюдь не лишённая округлостей во всех нужных местах.
«Тростиночка с двумя виноградинами», — вспомнилось мне, только теперь барышня уже не казалась столь беззащитно-хрупкой. Заряна чуть повзрослела и ещё больше похорошела. Расплавленный янтарь радужек приобрёл дополнительную глубину, проявились предельно ощутимые магические искажения.
И впрямь аколит!
— Да? — озадачилась Заряна, а потом вдруг склонила голову набок и неуверенно произнесла: — Лучезар?
— Серый, — поправил я. — У меня и подорожная на это имя выправлена…
Барышня аж взвизгнула от избытка чувств и бросилась мне на шею. Обниматься нам с Заряной доводилось и раньше, но тут она как-то очень уж прижалась — пришлось даже сделать над собой усилие и отстранить её от себя, стараясь не смотреть при этом в глубокий вырез домашнего халатика. С первым справился, со вторым — не особо.
— А с волосами у тебя что? — спросила Заряна и провела по ним ладонью. — Такие хорошие были, а теперь мочало мочалом!
— Краска неудачная попалась, — пожал я плечами. — Ерунда! Отрастут. Скажи лучше, как ты тут.
Но барышня замотала головой.
— Нет, нет, нет! Это ты мне скажи, что с Беляной!
Вопрос подействовал сродни выплеснутому в лицо ковшу ледяной воды, я вмиг собрался и сказал:
— Занята.
— Да это я знаю! Она писала, что ей по семейным делам уехать пришлось, но буквально две строчки черканула, а больше ни слуху ни духу, — заявила Заряна и уточнила: — Вы же ещё пара?
— О расставании речи не шло, — подтвердил я и уточнил: — А когда и откуда она тебе написала?
— Две седмицы назад письмо из Южноморска пришло, — сказала барышня и явственно замялась, но всё же продолжила: — Она тебе передать просила, чтобы язык за зубами держал. Это о чём вообще? Вы что натворили? Или она не домой поехала?
Я шумно выдохнул, попытался собраться с мыслями и в итоге подтвердил:
— Или.
— Та-ак! — подбоченилась Заряна, но тут же приметила споротую со школьной формы эмблему и округлила глаза. — А ты как вообще сюда попал?
— Обещал же!
— Это не ответ! — отрезала барышня и распорядилась: — Садись за стол! — Она развернулась и поспешила на кухню. — Сейчас чаем напою, и ты мне всё расскажешь!
Я беззвучно выругался, посмотрел на ходики и двинулся было к столу, но заинтересовался лежавшей в кресле у камина книгой в добротном кожаном переплёте. Кинул свёрнутый балахон в свободное кресло, раскрыл и полистал увесистый том, только строчки оказались заполнены не печатным текстом, а ровными рядами рукописных буквиц. Мне разбирать эти затейливые закорючки было ровно в сердце острый нож — бросил обратно, сел за стол.
С кухни запахло сгоревшим хлебом, выглянувшая оттуда Заряна успокоила меня:
— Просто крошки на плиту попали!
Она выставила чайник и заварочник, после убрала в буфет серебряную пепельницу, а взамен неё принесла две фарфоровые чашки, правда, одну тут же заменила на почти такую же, только с другим узором.
— Рассказывай! — потребовала барышня, передвинув ко мне вазочку с шоколадными конфетами и ещё одну побольше — с печеньем. — Не тяни, Лучезар!
— Серый! — напомнил я, налил себе заварки и добавил