Вот какие грубые дела на свете творятся.
Но это небось только в Красногоре. В других городах все отлично и симпатично. Дела идут, контора пишет, и членские книжки на комоде.
Редкий случай
Дозвольте прежде всего объяснить, где это было. А то не поверят.
– Эва, – скажут, – какую пулю Гаврила заливает.
А между прочим, заливать-то не приходится. Все есть, то есть тютелька в тютельку и в аккурат. Даже хуже.
А было это в одном губотделе союза полиграфистов. Вон где.
Там однажды ревизионная комиссия решила ревизию навести. Мол, нет ли каких упущений, или, тьфу-тьфу, растрат, или еще каких гадостей.
Ну, конечно, утром пораньше собралась ревизионная комиссия. Нагрянула.
– А ну-ка, – говорят, – голуби, предъявляйте документы и разные ваши книжки. Посмотрим, чего у вас там нацарапано.
Ну, конечно, голуби-полиграфисты малость подрастерялись, однако книжки и все такое нацарапанное предъявили.
Считала, считала ревизионная комиссия – все в порядке.
– Все, – говорят, – у вас хорошо и отлично. Спасибо за службу. Дозвольте, – говорят, – теперь наличные денежки в кассе проверить. И на этом факте распростимся.
Ну, конечно, растерялись полиграфисты.
– Да вы, – говорят, – не трудитесь. Тем более, – говорят, – что и денег у нас в кассе ни сантима. Мы, знаете, деньги в кассе не держим. Привычки такой у нас нету. Мало ли, сопрут их или что. У нас, – говорят, – деньги завсегда при кассире. В штанах зашиты.
Растерялась ревизионная комиссия.
– А подать, – говорят, – нам сюда в таком разе кассира. Сейчас мы кассировы штаны проверим.
Растерялись полиграфисты самую малость.
– Да вы, – говорят, – не трудитесь. Тем более что и кассира-то у нас нету. Мы, – говорят, – его в отпуск пустили вместе со штанами.
Наступило тут тяжелое молчание. Только слышно было, как сопят полиграфисты.
После ревизионная комиссия говорит:
– А союзные средства-то где?
Полиграфисты говорят:
– Да мы ж и говорим – в штанах.
– А штаны-то где?
– Да мы ж и говорим – в отпуску штаны. И кассир при них. Тьфу, – говорят, – ей-богу, какие вы без понятия! А еще ревизионная комиссия.
Тут ревизионная комиссия попросила принести каждому по стаканчику холодной воды. Выпили. И разошлись с тихим пением.
Волокита
Не страшен был бюрократизм. И канцелярской волокитой нас тоже теперь не испугаете.
Недавно один уважаемый товарищ, Кульков Федор Алексеевич, изобрел способ против бюрократизма. Вот государственная башка-то!
А способ до того действительный, до того дешевый, что надо бы за границей патент взять, да, к глубокому сожалению, Федор Алексеевич Кульков не может сейчас за границу выехать – сидит, сердечный друг, за свой опыт. Нет пророка в отечестве своем.
А против бюрократизма Федор Кульков такой острый способ придумал.
Кульков, видите ли, в одну многоуважаемую канцелярию ходил очень часто. По одному своему делу. И не то он месяц ходил, не то два. Ежедневно. И все никаких результатов. То есть не обращают на него внимания бюрократы – хоть плачь. Не отыскивают ему его дела. То в разные этажи посылают. То завтраками кормят. То просто в ответ грубо сморкаются.
Конечно, ихнее дело тоже хамское. К ним, бюрократам, тоже на день, может, по сто человек с глупыми вопросами лезет. Тут поневоле нервная грубость образуется.
А только Кульков не мог входить в эти интимные подробности и ждать больше.
Он думает:
«Ежели сегодня дела не кончу, то определенно худо. Затаскают еще свыше месяца. Сейчас, – думает, – возьму кого-нибудь из канцелярского персоналу и трахну слегка по морде. Может, после этого факта обратят на меня благосклонное внимание и дадут делу ход».
Заходит Федор Кульков на всякий случай в самый нижний подвальный этаж, – мол, если кидать из окна будут, чтоб не шибко разбиться. Ходит по комнатам.
И вдруг видит такую возмутительную сцену. Сидит у стола на венском стуле какой-то средних лет бюрократ. Воротничок чистый. Галстук. Манжетки. Сидит и абсолютно ничего не делает. Больше того – сидит, развалившись на стуле, губами немножко свистит и ногой мотает.
Это последнее просто вывело из себя Федора Кулькова.
«Как, – думает, – государственный аппарат, кругом портреты висят, книги лежат, столы стоят, а тут, наряду с этим, мотанье ногой и свист – форменное оскорбление».
Федор Кульков очень долго глядел на бюрократа – возбуждался. После подошел, развернулся и дал, конечно, слегка наотмашь в морду.
Свалился, конечно, бюрократ со своего венского стула. И ногой перестал мотать. Только орет остро.
Тут бюрократы, ясное дело, сбежались со всех сторон – держать Кулькова, чтоб не ушел.
Битый говорит:
– Я, – говорит, – по делу пришедши, с утра сижу. А ежели еще натощак меня по морде хлопать начнут в государственном аппарате, то покорнейше благодарю – не надо, обойдемся без этих фактов.
Федор Кульков, то есть, до чрезвычайности удивился.
– Я, – говорит, – прямо, товарищи, не знал, что это посетитель пришедши, я думал, просто бюрократ сидит. Я бы его не стал стегать.
Начальники орут:
– Отыскать, туды-сюды, кульковское дело.
Битый говорит:
– Позвольте, пущай тогда и на меня обратят внимание. Почему же такая привилегия бьющему? Пущай и мое дело разыщут. Фамилия – Обрезкин.
– Отыскать, туда-сюда, и обрезкино дело.
Побитый, конечно, отчаянно благодарит Кулькова, ручки ему жмет.
– Морда, – говорит, – дело наживное, а тут по гроб жизни вам благодарен за содействие против волокиты.
Тут быстрым темпом составляют протокол, и в это время кульковское дело приносят. Приносят его дело, становят на нем резолюцию и дают совершенно законный ход.
Битому же отвечают:
– Вы, – говорят, – молодой человек, скорей всего ошиблись учреждением. Вам, – говорят, – скорей всего в собес нужно, а вы, – говорят, – вон куда пришедши.
Битый говорит:
– Позвольте же, товарищи. За что же меня, в крайнем случае, тогда по морде били? Пущай хоть справку дадут, мол, такого-то числа действительно товарищу Обрезкину набили морду.
Справку Обрезкину отказали дать, и тогда, конечно, он полез к Федору Кулькову драться. Однако его вывели, и на этом дело заглохло.
Самого же Кулькова посадили на две недели, но зато дело его благоприятно и быстро кончилось без всякой волокиты.
Игрушка
Конечно, ребенку покупать игрушки – это ужасно неприятная история. Особенно летом.
Главное, что никакого сезонного выбора нету.
Я, например, своему сыну все время тачки покупаю. Второе лето. Мальчик даже обижаться начал. Плачет после каждой тачки.
А пущай войдет в отцовское положение. Чего покупать? Мячей нету. Непромокаемых пальто нету. Только тачки и вожжи.
А на днях я зашел в игрушечный магазин, – предлагают новую летнюю игру. Специально сработанную по заграничным образцам. «Дьяболо». Такая французская игра для детей. Такая веревочка