– Вот видите, – говорит великан, торжествуя. – Вот какая эта Пиннеберг. Она говорила мне о троих голландцах и о том, что я должен привести девушек. Но ни слова о Мюллензифене! Зачем нам, кстати, Мюллензифен? Все, что умеет Мюллензифен, я и сам могу сделать куда лучше.
– А карты для покера, глупышка? – лукаво спрашивает фрау Пиннеберг.
– Я их принес! Принес! Они в моем пальто. По крайней мере, они должны были быть там, когда я его надевал… Сейчас пойду, посмотрю в прихожей…
– Господин Яхман! – вдруг говорит Ягненок и становится у него на пути. – Послушайте минутку. Видите ли, для вас ничего не значит то, что у нас нет работы. Вы, вероятно, всегда сможете выкрутиться, вы намного умнее нас…
– Слышишь, Пиннеберг, – восклицает Яхман с удовлетворением.
– Но мы совсем простые люди. И для нас будет большим несчастьем, если мой мальчик останется без работы. Поэтому я прошу вас, если вы можете, сделайте это, найдите нам что-нибудь.
– Маленькая юная фрау, – говорит великан настойчиво, – знайте, я это сделаю. Я найду вашему мальчику работу. Чего вы хотите? Сколько он должен зарабатывать, чтобы вам хватало на жизнь?
– Ты же все прекрасно знаешь, – слышится голос старой фрау Пиннеберг. – Продавец у Манделя. В отделе мужской одежды.
– У Манделя? Вас устроит такая мясорубка? – спрашивает Яхман, прищурившись. – К тому же я не верю, что он там получит больше пятисот в месяц.
– Ты спятил, – говорит фрау Пиннеберг. – Где ты видел продавца, получающего пять сотен! Двести. Двести пятьдесят максимум.
И даже Пиннеберг кивает в знак согласия.
– Ну вот! – говорит великан с облегчением. – Тогда оставьте эти глупости. Нет, знаете, я поговорю с Манассе, мы откроем вам хороший маленький магазин на старом западе, что-то совершенно необычное, до чего никто не додумается. Я вас поставлю на ноги, юная фрау, я вас преотлично устрою.
– Ну, хватит уже болтать, – говорит госпожа Пиннеберг сердито. – От твоих обещаний меня уже воротит.
А Ягненок тихо добавила:
– Нам нужно обычное место, господин Яхман, простая работа с тарифной зарплатой.
– И это все? Такие штуки я по сто раз на дню проворачиваю. Ладно, Мандель так Мандель. Просто пойду к старине Леману, этот дурень только рад будет кому-то услужить.
– Только не забудьте, господин Яхман. Это нужно сделать как можно быстрее.
– Завтра я поговорю с ним. Послезавтра ваш муж выйдет на работу. Честное слово.
– Мы вам очень благодарны, господин Яхман, очень.
– Все в порядке, юная фрау. Все будет в наилучшем виде. А теперь я действительно должен найти эти чертовы карты… Готов поклясться, что надел пальто, когда вышел из дома. И потом наверняка его где-то оставил, а где – одному богу известно. Каждую осень одно и то же: не могу привыкнуть, забываю о нем, оставляю где попало. А весной всегда надеваю чужие пальто…
– А еще говорит, что ничего не забывает, – ехидно замечает фрау Пиннеберг.
Яхман лжет, фройляйн Земмлер лжет, господин Леман лжет, и Пиннеберг тоже лжет, но в конце концов он получает новую должность… и нового отца.
Яхман ждал Пиннеберга перед витриной магазина Манделя «Мужская и женская одежда».
– Вот вы где! Не смотрите так озабоченно. Все в порядке. Я наговорил Леману кучу всего, теперь он совсем без ума от вас. Мы вас сегодня ночью сильно побеспокоили?
– Немного, – говорит Пиннеберг, колеблясь. – Мы еще не привыкли. Но, возможно, это из-за дороги. Не пора ли мне к господину Леману?
– Ничего, этот дурень Леман подождет! Он и так должен радоваться, что вы к нему устроитесь. Мне, конечно, пришлось его уламывать – кто сейчас нанимает людей? Если он что-то спросит, делайте вид, что ничего не знаете.
– Может, вы скажете мне, что вы ему наговорили? Я ведь должен быть в курсе.
– Да бросьте! Зачем вам это?! Вы ведь не умеете лгать, это видно. Нет, вы ничего не знаете. Пойдемте ненадолго в кафе…
– Нет, я не хочу сейчас… – настаивает Пиннеберг. – Сейчас мне нужна уверенность. Это очень важно для меня и для моей жены…
– Важно! Двести марок зарплаты… Ну да, ну да, только не смотрите так, я не имел в виду ничего плохого. Слушайте, Пиннеберг, – говорит высокий Яхман и нежно кладет руку на плечо маленького Пиннеберга. – Я здесь не просто так и не болтаю ерунду. Пиннеберг… – продолжает Яхман и смотрит на Пиннеберга очень внимательно, – вам не мешает, что я дружу с вашей матерью?
– Нет, нет… – протяжно говорит Пиннеберг, но он предпочел бы быть где угодно, только не здесь.
– Смотрите, – говорит Яхман, и его голос действительно звучит по-доброму. – Смотрите, Пиннеберг, я такой человек, мне нужно обо всем вам рассказать. Другие, возможно, предпочли бы молчать и думать: какое мне дело до этих молодых людей! Я вижу, что это вас беспокоит. Это не должно вас беспокоить, Пиннеберг, скажите это и своей жене… Нет, не нужно, ваша жена не такая, как вы, я сразу это заметил… И если Пиннеберг и я ссоримся, не принимайте это близко к сердцу – это часть нашей жизни, без этого скучно… А то, что Пиннеберг хочет сто марок за комнату, это ерунда – просто не давайте ей деньги, она все равно пропьет их. Вам не стоит переживать о вечерних посиделках, так оно и будет, пока эти дураки не переведутся… И еще кое-что, Пиннеберг… – И теперь этот великий болтун стал обворожительно искренним, и, несмотря на всю неприязнь, Пиннеберг почувствовал невольное восхищение… – Еще кое-что, Пиннеберг. Не спешите говорить своей матери, что вы ждете ребенка. Я имею в виду вашу жену. Для вашей матери это будет хуже всего, хуже даже крыс и постельных клопов, наверное – у нее остались не самые лучшие воспоминания еще с вашего младенчества. Не говорите ничего. Все отрицайте. Времени еще предостаточно. Я сам постараюсь ей об этом сказать. Он ведь еще не ворует мыло во время купания?
– Что? Мыло? – спрашивает Пиннеберг, смутившись.
– Ну… – усмехается Яхман. – Если ребенок во время купания тянется и крадет у матери мыло из ванны, значит, скоро начнется самое интересное. Такси! Эй, такси! – вдруг закричал великан. – Я должен был быть на Александерплац уже полчаса назад, ребята теперь покажут мне, где раки зимуют. – Уже из машины он кричит: – Итак, второй двор направо. Леман. Ничего не говорите. Ни пуха ни пера. Целуйте