О капитализме мы одновременно скажем, что он не имеет внешнего предела и что такой предел у него есть – у него есть предел, коим является шизофрения, то есть абсолютное раскодирование потоков, но сам капитализм функционирует лишь в отталкивании и устранении этого предела [50].
Интересно, что земля появляется в «Анти-Эдипе» как начало истории, как первая общественная машина, с которой начинается дихотомия ограничения и свободы. Эта дихотомия потом будет не раз появляться в других совместных текстах Делёза и Гваттари.
Нельзя не упомянуть и еще об одном способе освоения пространства, концептуализированном в этой книге, – прогулке шизофреника. Делёз и Гваттари говорят, что это еще один способ «обрести свою землю» [51]. Речь идет о шизофренике как концептуальном персонаже, который способен изменить границы желания, капитала, общественного производства и даже истории. Именно шизофреник грезит о континентах и племенах. География его прогулки – особая практика, снимающая оковы власти с пространства и земли. Земля, которую сделали местом кодировки желаний, получает возможность покинуть свои границы. Это важный урок философского исследования земли в «Анти-Эдипе» – от опасной территориальной машины, которая при распаде становится деспотической, до прогулки шизофреника, концептуальной и свободной.
«Тысяча плато» – книга обо всем на земле
Спустя восемь лет после «Анти-Эдипа» выходит второй том «Капитализма и шизофрении» – «Тысяча плато». Делёз и Гваттари помещают землю в само название книги. Плато – реальный географический объект, который мы можем найти в разных точках на карте мира. Когда книга «Тысяча плато» только вышла, отклик на нее был не такой бурный, как после выхода «Анти-Эдипа». Тем не менее со временем она стала восприниматься как один из важнейших философских текстов XX века. Среди откликов на работу Делёза и Гваттари звучали и такие: «Это книга, которую я бы взяла на необитаемый остров, потому что это ни нечеловеческая, ни сверхчеловеческая, а почти а-человеческая книга. Это множественная машина со множественными становлениями» [52]. Давайте подробнее обсудим, из чего состоит «Тысяча плато».
Географический подход. По структуре книга состоит из плато, заменяющих в организации текста главы. Плато – это не просто метафора, а метаморфоза, которая происходит с философией в плоскости земли, географии, ландшафта и природы. Вспомним «Логику смысла»: уже там Делёз описывал поверхность земли, на которой осуществляется мышление. Вместо подземелья и небесной высоты – земная философия. В «Тысяче плато» этот перенос становится более радикальным. Если концептуально помыслить плато как географический объект, то для философии мы получим следующий расклад: плато есть концепт без начала и конца, плоскость, на которой сходятся различные силы – мыслительные, телесные, природные и, конечно, политические. Идея плато продолжает линию Делёза по описанию географического мышления, начало которому было положено в статье об островах.
Помимо этого, идея плато имеет связь с биографией Делёза: он много болел и, восстанавливаясь от болезней или после операций, много времени проводил в имении в Лимузене – регионе на юго-западе Центральной Франции, в ландшафте которого немало склонов и холмов. Делёз наблюдал за ними, о чем пишет биограф Франсуа Досс: «Делёз любил говорить – возможно, в шутку, – что это название отражает пейзаж его лимузенских владений, плато Мильваш, которое он наблюдал из окон своего дома в Сен-Леонар-де-Нобла» [53].
К названию плато в книге Делёза и Гваттари подключается не только география, но и история. Вот как звучат названия некоторых плато: «10 000 до н. э. – Геология морали», «1227 – Трактат о номадологии: Машина войны», «1837 – О ритурнели». В одном из своих интервью Делёз пояснил, для чего нужны эти даты. Его слова могут не только послужить хорошим комментарием к исторической составляющей «Тысячи плато», но и показать, как работает геофилософская механика книги. Это объемная цитата, но ее важно прочитать полностью:
Каждое плато должно быть привязано к дате какого-либо события (неважно, фиктивного или фактического), оно должно быть иллюстрировано, и его название должно включать в себя имена собственные. <…> Но будет интересно, если письмо сможет по-своему передать чувство неизбежности какого-то события, которое может случиться или уже случилось за нашей спиной. Имена собственные обозначают силы, события, движения и движущиеся тела, ветры, тайфуны, болезни, места и моменты времени еще задолго до того, как они начинают обозначать личности каких-то людей. <…> Даты отсылают читателя не к единому гомогенному календарю, а к пространственно-временному континууму, который должен всякий раз изменяться [54].
Ризома и земля. Если обратиться к какому-нибудь вузовскому учебнику, где есть раздел о философии XX века, то в контексте постмодерна обязательно будет звучать понятие «ризома» как визитная карточка Делёза и Гваттари. Однако понятие «ризома» сложнее того, как ее описывают. Это не просто запутанность, которая уничтожает иерархию, а сложный эпистемологический подход, который в том числе определяет отношение Делёза и Гваттари к земле и пространству. Лучший пример реализации идеи ризомы на практике – сама книга «Тысяча плато».
Параллель между текстом Делёза и Гваттари и их концептом ризомы проводили не раз. Она интересна, потому что они создали оригинальную стратегию мышления, а затем в соответствии с этой стратегией написали целую книгу. Это своеобразное единство теории и практики. Главный враг ризомы – дерево, а главный враг «Тысячи плато» – прежняя иерархическая организация философии. Дерево – это иерархия, и древесная структура проникла во все способы мыслить. С этим Делёз и Гваттари не только выступают против засилья «структур», «структурности» в гуманитарных теориях их времени, но и одновременно проводят ревизию всей истории философии и дают мощный импульс для будущих концептов. На топливе горизонтальности до сих пор работают многие актуальные философские тенденции – от социологии вещей до плоских онтологий. Делёз и Гваттари замечают:
Плато всегда посреди – ни в начале, ни в конце. Ризома состоит из плато. Грегори Бейтсон использует слово «плато», дабы обозначить нечто