Брежнев рассчитывал на успех Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе до начала очередного съезда КПСС [910]. Тогда он мог представить съезду убедительные свидетельства того, что Программа мира, принятая в 1971 году, приносит хорошие плоды, и тем самым укрепить репутацию миротворца в глазах руководящих кадров КПСС и всего советского народа. В этой связи Брежневу очень хотелось сразу же наладить личные отношения с Джеральдом Фордом, преемником Никсона на посту президента США, убедить его принять участие во встрече в Хельсинки и договориться о подписании Договора об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2). В результате сложных согласований через посла Добрынина по конфиденциальному каналу Форд и Брежнев условились о встрече в конце ноября 1974 года во Владивостоке – в то время «закрытом городе», где располагалась громадная военно-морская база и другие объекты военно-промышленного значения. Для советской стороны наиболее принципиальным вопросом был паритет безопасности с НАТО. Это означало учет всех ядерных средств НАТО «передового базирования», то есть американских ракет, бомбардировщиков и подводных лодок, размещенных вблизи советской территории и в прилегающих морях, а также ядерных сил Великобритании и Франции. Согласия этих двух стран на зачет их сил в переговорах ОСВ получить не удалось, однако Косыгин, Подгорный и несколько других членов Политбюро, а также все военное руководство СССР, настаивали на таком зачете. Без этого, говорили они, договор невозможен. Брежнева раздражало упрямство западных стран, но он также не без основания подозревал, что его коллеги по Политбюро не хотят поддержать его миротворческую деятельность и искать развязки проблем [911].
В октябре 1974 года на переговорах с Киссинджером в Москве в ходе подготовки будущего саммита Брежнев предложил компромиссную идею о всеобщих и примерно равных уровнях стратегических сил с обеих сторон. Смысл ее заключался в том, чтобы уйти от измерения паритета «на аптекарских весах». Советская сторона сохраняла все дорогостоящие шахтные МБР, тем самым как бы уравновешивая американские и британские системы «передового базирования». Киссинджер был поражен тем, что генсек изложил новое предложение по памяти, свободно владея переговорным материалом. Госсекретарь США, помня о том, что число сторонников политики разрядки у него в стране тает, попросил Брежнева держать эту идею в секрете. Иначе, предупредил он, сенатору Джексону сразу «обо всем доложат». Генсек тут же договорился с Киссинджером о том, чтобы использовать идею о примерном паритете в качестве основополагающего принципа в переговорах с Фордом, при том условии, что все дальнейшие американские поправки не будут фундаментальным отступлением от рамочного соглашения «или чем-то новым в принципе» [912].
Брежнев и Форд встретились во Владивостоке 23–24 ноября 1974 года. Президент прилетел туда после визита в Японию и Южную Корею. Генеральный секретарь приехал из Москвы на поезде, проехав всю Сибирь. Он нервничал и чувствовал себя не слишком уверенно. Как и при первой встрече с Никсоном в Москве, советский руководитель захотел сразу же найти личный тон во взаимоотношениях с президентом США и, пока поезд вез делегации в санаторий «Океанское», где должны были начаться переговоры, пригласил Форда и Киссинджера к себе в «салон». Для начала он предложил гостям выпить чаю с коньяком. Брежнев вспоминал, как он лично договаривался с Никсоном «об одном – не вмешиваться во внутренние дела друг друга». Когда Форд поинтересовался, в каком формате им следует продолжать переговоры – в малом или расширенном составе – генсек ему с живостью ответил: «Это зависит от нас двоих. Ясно, что мир смотрит на нас и что мировое общественное мнение больше всего заинтересовано в том, чтобы не было ядерной войны». Затем в течение нескольких минут Брежнев излагал собственный взгляд на гонку ядерных вооружений: «Мы не добились по-настоящему ограничения вооружений, а фактически мы подталкиваем гонку вооружений все дальше и дальше. Это неправильно. Завтра наука может дать нам изобретения, которые мы даже не можем сегодня вообразить, и я просто не знаю, до каких пор еще мы можем укреплять так называемую безопасность. Кто знает, может быть, послезавтра гонка вооружений выйдет даже в космос. Люди об этом не знают, иначе они бы нам задали перца. Мы тратим на все это миллиарды, а эти миллиарды могли бы принести пользу людям» [913].
В 1986 году подобные взгляды получат в Москве название «новое мышление». Между прочим, два члена советской комиссии по контролю над вооружениями, готовившей позиции советской стороны для переговоров во Владивостоке – от МИДа Георгий Корниенко и от Генерального штаба Сергей Ахромеев, – позже, уже при Горбачеве, составят первое всеобъемлющее предложение по ядерному разоружению. Однако в 1974 году ответ Форда оказался уклончивым и шаблонным, его смутили откровения Брежнева, и ему явно не хватало масштабного видения. Форд стал президентом без выборов и не чувствовал за собой политическую поддержку партии, Конгресса и страны. Накануне он помиловал Никсона (спасая его от судебного преследования) и тем самым заработал себе в США немало врагов. Кроме того, Киссинджер твердил ему о том, что у Брежнева на уме лишь одно: добиться от США согласия на совместные действия в случае агрессивного поведения Китая. Впоследствии сам Киссинджер сожалел, что они с Фордом «не подхватили» тему, поднятую Брежневым [914].
После этой беседы в поезде с Брежневым случился приступ. Врачам удалось с ним справиться, но они рекомендовали генсеку отложить переговоры. Он отказался. Переговоры оказались трудными и чрезвычайно напряженными. Позиции американцев ужесточились. Этому способствовал целый ряд обстоятельств: в самих США политика разрядки пользовалась все меньшей поддержкой, в Конгрессе все чаще высказывались сомнения по поводу переговоров об ОСВ, кроме того, министр обороны США Джеймс Шлезингер и Объединенный кабинет начальников штабов настаивали на новых программах вооружений. В конечном счете ничего не оставалось, как вернуться к идее Киссинджера: если СССР согласится исключить из текста соглашения упоминание о средствах «передового базирования» НАТО, то американцы согласятся на отказ от ограничений на развертывание ракет «Сатана» и количество их боеголовок. Но это выходило за пределы мандата, полученного Брежневым в Политбюро перед отъездом на переговоры во Владивосток. Генсек не хотел и не мог действовать без согласования с коллегами [915].
Брежнев стал звонить в Москву. Там еще была ночь, Владивосток отделяло от столицы восемь часовых поясов. В конечном итоге поднятые с постели Андропов, Устинов и Косыгин приняли сторону Брежнева. Однако сперва министр обороны Гречко, поддержанный Подгорным, отказывался идти на уступки. Брежнев разговаривал с Гречко на повышенных тонах: он так громко кричал на своего боевого товарища, что помощникам генсека все было слышно через стенку. Убедившись, что никакие