Карьера Брежнева как международного миротворца подошла к своему безрадостному концу. Черняев записал в дневнике: «Думаю, что в истории России, даже при Сталине, не было еще такого периода, когда столь важные акции предпринимались без намека на малейшее согласование с кем-нибудь, совета, обсуждения, взвешивания – пусть в очень узком кругу. Все – пешки, бессловесно и безропотно наперед готовые признать правоту и необходимость любого решения, исходящего от одного лица, – до чего, может быть, это лицо и не само додумалось (в данном случае – наверняка так!). Мы вступили уже в очень опасную для страны полосу маразма правящего верха, который не в состоянии даже оценить, что творит и зачем» [988]. Черняев вместе с другими немногими свободомыслящими функционерами в центральном партаппарате надеялся на чудо, которое помогло бы Советскому Союзу пережить этот опасный период.
Глава 9
Уход старой гвардии, 1980–1987
Лимит наших интервенций за границей исчерпан.
В начале 1980 года казалось, что СССР и США вернулись к самым мрачным временам холодной войны: предыдущего десятилетия соглашений и переговоров словно и не бывало. Безудержная гонка вооружений, тайные операции спецслужб двух стран в разных уголках мира, жесткая пропагандистская война с обеих сторон – все это напоминало атмосферу последних лет правления Сталина. Республиканская администрация Рональда Рейгана стремилась отбросить советскую империю с ее восточноевропейских, азиатских, латиноамериканских и африканских форпостов. Аналитики на Западе предсказывали, что наступившее десятилетие будет временем опасных кризисов. Возможно, заключил один из них, что «Советский Союз решится на ядерную войну, если его лидеры поймут, что их империя распадается» [989].
Как на самом деле реагировали в Кремле на растущую конфронтацию с Вашингтоном? В последние годы правления Брежнева и в следующие два с половиной года руководства Юрия Андропова (1982–1984) и Константина Черненко (1984–1985) многим в советской верхушке стало ясно, что изношенные политические и экономические основы советского государства нуждаются в качественном обновлении. Западные аналитики, в том числе и специалисты из ЦРУ, догадывались о том, что советская экономика находится в плачевном состоянии, и что советское влияние в странах Восточной Европы клонится к упадку. Но они и представить себе не могли, до какой степени были плохи дела в советской империи. В 1980–1981 гг. в Польше возникло и быстро набрало силу движение «Солидарность», страны Варшавского договора оказались в экономической и финансовой зависимости от западных банков и правительств. У кремлевских правителей не хватало ни политической воли, ни политического воображения, чтобы хоть как-то остановить эрозию своей власти. В то же время западные аналитики явно преувеличили опасность военного столкновения: в 1980-е гг. ни один кремлевский руководитель не был настроен на «последний и решительный бой» с Западом [990].
Польша: трещина в лагере
Летом 1980 года коммунистические власти Польши оказались не в силах выплатить финансовые займы западным банкам, опрометчиво взятые в годы разрядки, и были вынуждены поднять цены на продовольствие. Эта мера вызвала взрыв возмущения, по стране прокатилась волна забастовок, и в августе бастовали уже все предприятия Гданьска и Гдыни. В принятом забастовочным комитетом документе выдвигались требования не только экономического, но и политического характера. В конце августа правительство пошло на компромисс, уступив требованиям бастующих, и официально признало независимый профсоюз «Солидарность», который возглавил рабочий-электрик гданьских верфей Лех Валенса. Это был невиданный успех противников коммунистического режима в Польше. Особенно впечатляло то, как слаженно и эффективно действовали, казалось бы, стихийно и снизу возникшие комитеты нового демократического движения. В Кремле подозревали, что событиями в Польше управляют силы из-за рубежа, а забастовщиками руководит специально обученное «подполье», сохранившееся со времен Второй мировой войны. Польские коммунисты и органы КГБ докладывали о связях «Солидарности» с Польской католической церковью, Ватиканом, а также с организациями польских эмигрантов в США. Наиболее опасными подстрекателями считались Збигнев Бжезинский и Папа Иоанн Павел II [991].
Революционные настроения в Польше оказывали большое моральное и политическое влияние на западные области и республики Советского Союза. В 1981 году сотрудники КГБ и партийные руководители западных районов СССР докладывали о брожении среди местного населения под влиянием событий в Польше. Особенно тревожным было положение в прибалтийских республиках, прежде всего в Латвии, где проходили массовые забастовки [992]. Весной 1981 года руководитель КГБ Юрий Андропов информировал Политбюро о том, что «польские события оказывают влияние на ситуации в западных областях нашей страны, особенно в Белоруссии». Советские власти поспешили опустить «железный занавес» на границе с «братской» Польшей. Были отменены поездки советских граждан в эту страну по линии туризма, образовательных программ и культурного обмена. Подписка на польские журналы и газеты была приостановлена, началось глушение польских радиостанций [993].
Многие в Советском Союзе и за его пределами с тревогой ожидали дальнейших шагов Кремля в отношении движения «Солидарность». Специалисты-международники в ЦК КПСС в Москве, так же, как и сотрудники Белого дома в Вашингтоне, опасались повторения чехословацких событий 1968 года, ввода советских войск. Однако Брежнев, как оказалось, не хотел применения военной силы против поляков. Несмотря на свой моральный и физический упадок, на все большее самоустранение от международных и внутренних проблем, генсек понимал гибельность такого шага и опасался его кровавых последствий [994].
О том, что Брежнев решил избежать вторжения в Польшу, было известно лишь очень узкому кругу лиц. К этому времени генсек редко появлялся в Кремле, предпочитая проводить время на правительственной даче или на охоте, в заказнике Завидово. Вопросы государственной безопасности почти целиком взяли на себя Андропов, Устинов и Громыко. Михаил Суслов тоже играл заметную роль: он возглавил специальную комиссию Политбюро ЦК КПСС по польскому вопросу. Министр обороны Дмитрий Устинов, казалось бы, имел наибольшие основания выступать за вооруженное вмешательство: Польша являлась стратегически важным коридором, по которому пролегали коммуникации, связывающие Группу советских войск в Германии с Советским Союзом. С потерей Польши теряла смысл Организация Варшавского договора, тем более что главное командование Западного направления войск