Экономические санкции, объявленные президентом Картером против СССР после военного вторжения в Афганистан, усугубили экономические трения внутри советского блока. Кремль больше не мог заставить своих восточноевропейских сателлитов делить с ним экономические трудности в период обострения холодной войны. Во время встречи в Москве в феврале 1980 года партийные лидеры этих стран уведомили своих кремлевских товарищей о том, что они ни в коей мере не готовы сворачивать собственные финансовые или торговые отношения с Западом. Если раньше проблема экономической зависимости от капиталистических стран стояла остро лишь для ГДР, то теперь экономики остальных государств, членов Организации Варшавского договора – Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии, – также стали зависеть от западноевропейских стран [1007]. По сути дела, союзники по блоку дали понять Москве, что затыкать все финансовые дыры в «социалистическом лагере» придется исключительно за счет одного СССР.
Во время польского кризиса со всей болезненной ясностью выявилась высокая цена лидерства Советского Союза в «социалистическом содружестве». СССР с августа 1980 года в течение 12 месяцев вложил в Польшу 4 млрд долларов – без каких-либо видимых улучшений ситуации. Польская экономика продолжала катиться вниз, тогда как антисоветские настроения в польском обществе все нарастали. Тем временем в самом СССР ситуация с нехваткой продовольствия усугублялась. Несмотря на колоссальные государственные инвестиции в сельское хозяйство, советская «Продовольственная программа» буксовала, а централизованная система распределения продовольствия явно не справлялась со своей задачей. Производство хлеба, растительного масла, а также мясомолочной продукции дотировалось, чтобы сохранить низкие цены на эти товары первой необходимости. Однако многие дешевые продукты до магазинных прилавков не доходили, процветал «черный рынок», на котором можно было купить все что угодно, но на порядок дороже, чем по госцене. В городах стали выстраиваться огромные очереди за продовольствием, даже в Москве, хотя по части снабжения столица всегда имела особые привилегии. В сложившейся ситуации Кремлю пришлось смириться с тем, что поляков стал все больше подкармливать Запад за счет программ гуманитарной продовольственной помощи. Это было унизительно идеологически, зато позволяло избежать голода и восстания рабочих. В ноябре 1980 года Брежнев сообщил руководителям ГДР, Чехословакии, Венгрии и Болгарии о том, что Советский Союз вынужден сократить поставки дешевой нефти в эти страны, «с тем, чтобы продать эту нефть на капиталистическом рынке и перебросить добытую твердую валюту» в помощь польским товарищам [1008]. Было совершенно очевидно, что в случае вооруженного вторжения в Польшу «социалистическому содружеству» будет грозить банкротство. К тому же было очевидно, насколько тяжелыми будут последствия возможных экономических санкций западных стран против членов СЭВ.
18 октября генерал Войцех Ярузельский, к тому времени уже председатель Совета министров ПНР, сменил Каню на посту первого секретаря ПОРП. Ярузельский был последней надеждой Москвы. На Западе и в самой Польше Ярузельского считали верным слугой Кремля, орудием в советских руках. Это было не совсем так. После раздела Польши в 1939 году семья Ярузельского была депортирована органами НКВД в Сибирь. Во время Великой Отечественной войны он вступил в армию Войска Польского, сформированную на территории СССР, стал офицером. Бегло говоривший по-русски, Ярузельский с юных лет считал, что для него нет ничего важнее безопасности родины. Он убедил себя в том, что только Советский Союз может гарантировать территориальную целостность новой Польши с ее западными землями, аннексированными у Германии. Согласившись стать лидером Польши в момент безысходности и кризиса, Ярузельский долго сопротивлялся советскому давлению и отказывался вводить военное положение. Однако в ноябре 1981 года ему пришлось на это пойти: Польша оказалась на краю экономической пропасти, топлива и продовольствия не хватало, а впереди ждала суровая зима. В это время относительно умеренных лидеров движения «Солидарность» стали вытеснять решительно настроенные люди, которым не терпелось покончить с коммунистическим режимом в Польше. Ярузельский начал тайную подготовку к введению военного положения. Вместе с тем он продолжал играть с Кремлем в «кошки-мышки». Встретившийся с Ярузельским накануне введения военного положения Николай Байбаков докладывал членам Политбюро о том, что генерал превратился в неврастеника, «не уверенного в своей способности сделать что-либо». Ярузельский твердил о том, что Польская католическая церковь готовится объединить усилия с «Солидарностью» и «объявить священную войну против польских властей». В конечном счете генерал попросил Москву срочно выделить новую экономическую помощь и предоставить советские войска в качестве резервных сил для польской армии и полиции [1009]. Иными словами, Ярузельский хотел поменяться ролями со своими шантажистами из Кремля.
На чрезвычайном заседании Политбюро слово взял Андропов. Глава КГБ предупредил о том, что Ярузельский намерен «все свалить» на Советский Союз. В заключение Андропов твердо заявил, что Советский Союз ни при каких обстоятельствах не может позволить себе военное вмешательство, даже если движение «Солидарность» придет к власти. «Мы должны прежде всего думать о своей собственной стране, об усилении Советского Союза, – сделал вывод оратор. – В этом наша генеральная линия». Андропову было известно о том, что перебои с продовольственным снабжением распространились на всю страну, включая даже Москву и Ленинград, и его беспокоила возможность беспорядков, подобных тем, что произошли в Новочеркасске в 1962 году. Восстание польских рабочих заставило Андропова задуматься, надолго ли хватит терпения у советского рабочего класса [1010].
Председатель КГБ был почти готов к тому, чтобы отказаться от «оказания братской помощи» попавшим в беду коммунистическим режимам (на Западе это называлось «доктрина Брежнева»), а может быть, и пересмотреть идеологическую доктрину непрерывной экспансии «мира социализма», которой руководствовался Кремль. Как заключил американский политолог М. Уимэт, события в Польше и движение «Солидарность» показали, что от «брежневской доктрины ограниченного суверенитета осталось примерно то же, что и от человека, чьим именем ее назвали: оба они превратились в манекенов, которые двигались лишь по инерции, опираясь на тающие силы некогда мощной империи, и тщетно надеялись вернуть себе прежнюю роль в международных делах… Польский народ, сам того не осознавая, сумел принудить советского колосса к отступлению, и советская империя так и не оправилась от польского удара» [1011]. Этот эффектный пассаж грешит взглядом на историю задним числом, но в нем содержится верное наблюдение.
После введения Ярузельским военного положения 13 декабря 1981 года в Кремле вздохнули с облегчением: смертельная угроза Варшавскому договору миновала. Однако на этом польский кризис не закончился. Он был лишь самым острым проявлением растущего структурного кризиса внутри всего соцлагеря. Сохранение контроля над Польшей по-прежнему стоило СССР очень больших средств. В 1981 году Ярузельский все-таки добился от Москвы дополнительной экономической помощи в общей сложности на 1,5 млрд долларов. Огромное количество