Первые смелые инициативы Горбачева относятся к области ограничения стратегических ядерных вооружений. К лету 1985 года он уже вступил в переписку с Рейганом, в которой прозвучал главный вопрос: как уменьшить угрозу ядерной войны и обуздать ядерную гонку? Горбачев отказался от практики, установившейся еще с 1977 года, в соответствии с которой любая встреча между руководителями сверхдержав должна быть привязана к подписанию каких-либо важных документов. Советники и министры Рейгана в большинстве своем не поддерживали идею о встрече с молодым и энергичным генсеком. Однако президент США, который с 1983 года ждал возможности лично и начистоту объясниться с советским руководством, настоял на встрече с Горбачевым в Женеве в ноябре 1985 года. В ходе подготовки к этой встрече лидеры двух стран восстановили работу конфиденциального канала между Вашингтоном и Москвой и стали интенсивно обмениваться личными посланиями. На первых порах Горбачев отверг предложение американцев вести переговоры по четырем параметрам, в частности, по правам человека и Афганистану. Генсек предложил сосредоточить внимание на вопросе о сокращении ядерных вооружений. Он дал понять Рейгану, что СССР рассматривает программу Стратегической оборонной инициативы (СОИ) как угрозу балансу сил между сверхдержавами. Несмотря на то что СОИ не представляла немедленной угрозы, эта программа давала толчок новому витку гонки вооружений, опасному и дорогостоящему. Горбачев полагал, что программа «звездных войн» (СОИ) «уже на нынешней стадии серьезным образом подрывает стабильность. Мы настоятельно советуем Вам свернуть, пока дело не зашло слишком далеко, эту резко дестабилизирующую и опасную программу. Если положение в этой области не будет скорректировано, то у нас не останется иного выхода, как принять меры, требуемые нашей и наших союзников безопасностью». Накануне саммита в Женеве Горбачев написал Рейгану, что «предотвращение ядерной войны, снятие военной угрозы есть наш взаимный, причем доминирующий, интерес». Он убеждал американского президента согласиться на «демилитаризацию космоса». «Как представляется, мы вполне могли бы достичь четкого взаимопонимания о недопустимости ядерной войны, о том, что в ней не может быть победителей». Чтобы не быть голословным, в августе 1985 года Горбачев объявил односторонний мораторий СССР на проведение подземных ядерных испытаний [1061].
Заявленный Горбачевым внешнеполитический курс удивительно напоминал миролюбивые цели Брежнева с начала 1970-х гг. Это отражают и директивы, одобренные на заседании Политбюро перед встречей в верхах. В них слово в слово повторялись все привычные фразы периода разрядки, при этом вновь подтверждалось стремление СССР играть важную геополитическую роль в странах третьего мира. Специалисты, готовившие директивы для утверждения на Политбюро, предвидели, что американская сторона не согласится с таким подходом к конфликтам в странах третьего мира, и оказались правы. Кроме того, они предупреждали, что «на запрет космических вооружений Рейган, конечно, не пойдет» [1062].
Советские дипломаты и военные, внимательно наблюдавшие за дебютом Горбачева в Женеве, остались довольны. При всем внешнем обаянии, советский руководитель проявил себя жестким переговорщиком. Как и ожидалось, лидеры двух стран не подписали никаких соглашений. Но они согласились в одном важном пункте: «В ядерной войне не будет победителей и допустить ее нельзя ни в коем случае». В Москве все были единодушны во мнении об администрации Рейгана: с ней вряд ли можно достичь крупных результатов. Выступая перед членами Политбюро и партийными руководителями, Горбачев критиковал Рейгана за «примитивность, пещерные взгляды и интеллектуальную немощь». Он считал, что американский президент является пешкой в руках представителей военно-промышленного комплекса, и обещал укрепить обороноспособность СССР. Однако внутренне генсек был обескуражен, обнаружив, что Рейган искренне верит в то, что говорит. Он был раздосадован также тем, что ему не удалось убедить Рейгана отказаться от СОИ. Руководитель СССР пытался догадаться и понять, что движет Рейганом. В мемуарах он воспроизводит свои раздумья после саммита: «Странные впечатления вызывали у меня адвокатские доводы в пользу космической стратегической инициативы. Что это: полет фантазии, прием, имеющий целью сделать СССР сговорчивым на переговорах, или все-таки не слишком ловкая попытка успокоить нас, а самим довести до конца безумную идею – создать щит, позволяющий безбоязненно нанести первый удар» [1063].
Под впечатлением от встречи в Женеве советский лидер принялся искать новые идеи и подходы, которые могли бы разорвать порочный круг американо-советского соперничества. В отличие от Брежнева, который в схожих обстоятельствах ждал инициатив с американской стороны, Горбачев решил сам пойти в «мирное наступление» и увлечь президента США темой ядерного разоружения. В канун нового 1986 года он встретился с советскими военными и дипломатами, принимавшими участие в переговорном процессе, и потребовал от них свежих идей и подходов к решению этой задачи. На основе их предложений Горбачев объявил о программе всеобщего и полного ядерного разоружения к 2000 году. Администрация Рейгана не придала значения этой программе, сочтя ее чисто пропагандистским ходом. Однако в ней отразилась глубокая приверженность Горбачева идее ядерного разоружения. А всеобщий, демонстративно утопичный характер этой инициативы лишний раз свидетельствовал о том, что Горбачев был по природе оптимистом и верил в силу больших идей. Анатолий Черняев вспоминает, что Горбачев и его окружение считали, как и при Брежневе, что «можно снять угрозу войны, ограничившись проблематикой разоружения» [1064].
Горбачев стал готовиться к очередному XXVII съезду КПСС, который должен был пройти в феврале – марте 1986 г., при всей своей ритуальности это мероприятие по-прежнему имело чрезвычайно важное внутриполитическое значение. Уединившись на черноморской госдаче, генсек совместно с Александром Яковлевым и главой своего аппарата Валерием Болдиным изучал предложения, поступившие от научно-исследовательских институтов, и обсуждал проект политического доклада съезду. Руководители до Горбачева никак не могли примирить прагматичное стремление к разрядке с биполярным большевистским мировоззрением. Горбачев, однако, уже не считал мир расколотым: вместо привычной формулировки о существовании «двух лагерей» – социализма и империализма – он выдвинул идею о взаимосвязанности, взаимозависимости, целостности мира. Он вспоминал позднее, что эта теоретическая новация «оказала громадное воздействие на нашу собственную и мировую политику». В проекте доклада подчеркивалось: «Политика тотального противоборства, военной конфронтации не имеет будущего… Гонка вооружений, стремление к военному превосходству объективно не могут принести политического выигрыша никому». Делался вывод, что «задача обеспечения безопасности предстает как задача политическая и решить ее можно лишь политическими средствами» [1065]. В этом