Они ехали долго. Вильямсон только видел цветные пятна вывесок сквозь водяные дорожки на стекле и чувствовал тряску по камням мостовой. Потом дорога стала более вязкой, пятна за окном вместо серого и кирпичного приобрели зелёный и коричневый оттенки. И вот водитель резко вывернул налево и по команде затормозил.
Эдельхейт вынырнул из паромобиля первым, раскрыл перед собой зонт и пошёл вперёд, даже не удосужившись подержать дверь и зонт перед Вильямсоном. Пришлось это делать водителю. Когда Вильямсон выпрямился и поднял глаза, перед ним маячили мрачные кованые ворота с механическим вороном на калитке.
– Кладбище? Вы привезли меня на кладбище? Что мы тут делаем, Эдельхейт?
– Как я и сказал, мистер Вильямсон, будем говорить о вашем зяте. Идёмте.
Вильямсон на миг подумал, что Эдельхейт тронулся умом. Зачем им навещать могилу Мэнса, чтобы поговорить о нём? Вильямсон и без того помнил, каким скверным был день похорон. Так же лил дождь. Вильямсон промочил ноги и измазал в грязи штанины новых брюк. Инес стояла растерянная, в траурном платье и держала чёрный зонтик. Ей бы полагалось плакать от горя, но она не плакала, и Грегор тихо посоветовал ей хотя бы периодически подносить платок к глазам, а то статуя ангела у ограды и то выглядела более скорбной.
Остальные присутствовавшие пришли из уважения к семье Вильямсона. Ради самого Мэнса пришли только двое инженеров, с которыми тот работал и выпивал. Больше у него никого не было. Талантливый сирота без больших амбиций. Именно поэтому Вильямсон и выбрал его для Инес, несмотря на то что Мэнс слишком любил пить и кутить. Но кто-то более могущественный и амбициозный мог решить пойти своим путём и завладеть фабрикой для себя. Для Вильямсона это было неприемлемо, фабрика и его дело для него – всё. Поэтому невзрачный, но полностью лояльный зять плюс брачный контракт обеспечивали надёжное будущее фабрики и имени «Вильямсон».
Вот только Мэнс сам навёл на себя беду. Имел всё, о чём обычный инженер мог только мечтать, и оказался таким идиотом… Теперь Вильямсону придётся снова думать о будущем фабрики и своей дочери. Ах, если бы София родила ему сына… Теперь Вильямсон даже жалел, что не женился во второй раз. Все эти годы был так увлечён делами, своей карьерой и славой. Был полон энергии и жизни и не мог представить, что однажды ему придётся задуматься о старости и о том, что будет после.
– Мэнс был отличной кандидатурой, – коротко вздохнул Вильямсон и осёкся, удивившись тому, что сказал это вслух.
Эдельхейт повернул в его сторону голову, но никак не отозвался, хотя с него сталось бы.
– Пойдёмте, мистер Вильямсон. Найдём смотрителя.
Смотритель кладбища, он же могильщик, выглядел как сухой стручок гороха, но имел поразительно крепкие руки. Говорят, эта должность поколениями принадлежала его семье, и со временем скромная сторожка смотрителя превратилась в очень даже уютный по меркам рабочего люда домик… особенно после денежного пожертвования Вильямсона.
Эдельхейт настойчиво постучал в мокрую дверь с облупившейся краской. Вильямсон даже подумал, как этот хлыщ не боится запачкать свои белые перчатки. Но заметив у двери ещё одного механического ворона, детектив дёрнул за верёвку, привязанную к лапке, и бронзовая птица издала гаркающий звук. Столь неприятный по звучанию звонок было не спутать ни с какими иными звуками даже в грозу, однако смотритель отозвался не сразу – по-видимому, спал. Когда его седая голова нехотя высунулась из-за двери, смотритель сладко зевнул, но, заметив на пороге Вильямсона, тут же ойкнул. Уж отца прогресса в лицо знает весь Гласстон.
Эдельхейт ослепительно улыбнулся:
– Простите, что потревожили вас, сэр. Не могли бы вы проводить нас к могиле Мэнса Брауна?
Могильщик мельком глянул на Вильямсона, словно ожидая подтверждений или возражений, затем пожал плечами, нехотя надел широкополую кожаную шляпу и вышел под дождь.
Они шли по мощёной тропинке мимо серых каменных надгробий, по форме похожих на особняки в миниатюре, только без окон. Некоторым уже было несколько десятков лет, другие более новые. Имя на камне и годы жизни – вот и всё, что оставалось от людей после смерти. Все их помыслы, стремления, дела – всё это исчезало из памяти вместе с их лицами. Когда же умирал последний, кто помнил об их существовании, наступало окончательное забвение. И нет человека. Словно никогда не рождался, не рос, не существовал.
Не остановка сердца. Забвение – вот смерть. Его боятся. Его ненавидят. От него бегут. Оставляют следы в надежде, что океан времени будет милосерден и не сотрёт их приливом… и в этих попытках люди порой творят немыслимое.
Вильямсон успел трижды посетовать, что позволил себя сюда притащить. Эдельхейт явно сбрендил. Да как можно! Этот недотёпа Мэнс и…
Они остановились почти у самого забора. Надгробная плита из мрамора с именем и годами жизни. Без единого цветочка.
– Копайте.
Могильщик посмотрел на Эдельхейта с недоумением. Тревожить мёртвых? Да как можно! Но когда детектив протянул ему банкноту, тут же спрятал её в кармане и пошёл в сарай за лопатой.
– Вы сошли с ума, Эдельхейт, – сказал ему Вильямсон.
– Разве вам самому не хочется убедиться? А что, если ваш зять на самом деле…
– Хватит! Пусть копает. Сами убедитесь!
Намокшая земля была мягкой и хорошо поддавалась, поэтому работа продвигалась быстро. Судя по тому, что могильщик не жаловался, Эдельхейт заплатил ему прилично и даже не потребовал возмещения убытков с Вильямсона. Вот уж удивительно!
Но чем глубже становилась яма под плитой, тем нервозней делался Вильямсон. С каждой выброшенной горсткой земли он всё нетерпеливей топтался на месте. Воображение рисовало ему картины одна другой невероятней.
Призрак – это Мэнс Браун? Это он сговорился со Стонбаем и Смитом? Он взорвал фабрику, похитил чертежи и шантажировал Вильямсона? Да чтобы этот недотёпа – и такое… Невозможно! Это невозможно, так? Эдельхейт ошибся…
* * *
– …Итого сорок ярдов на северо-запад, если начать из подвала углового дома вот здесь на Мэнфорд-стрит. Если возьмёте ещё четверых помощников, то справитесь дней за десять. Главное – сверяйте направление по компасу.
Джеймс осторожно заглянул за ширму, которой частично огородили дальнюю часть зала паба «До капли». Он так привык встречаться здесь с Винсом и пить за его счёт, что уже заходил сюда с хозяйским правом завсегдатая.
Вот только сегодня Винс сидел не один, а увлечённо и тихо рассказывал что-то мужчине, который носил рабочую кепку